Экспериментальная мода. Искусство перформанса, карнавал и гротескное тело - [30]
А еще мне нравится делать какие-то вещи, которые смущают людей. Я замечаю и другие вещи, к которым возвращаюсь снова и снова, и это вещи, которые мне действительно нравятся, потому что даются мне с трудом; они причиняют боль, но и приносят настоящее удовлетворение. Думаю, я понял это, еще когда жил с родителями, и некоторые вещи, оставшиеся в моей жизни с тех времен, трудно вынести, они смущают, в них есть жестокость и все такое. И потому мне это нравится. Но я не говорю, что я мазохист или что-то в этом духе <…> очевидно, боль и удовольствие есть во всем, что я делаю. В моих работах есть напряженность между по-настоящему светлой стороной и стороной очень темной. И может быть, еще какое-то очарование. Но, возможно, еще и какой-то жуткий выверт. В общем, всегда существует какая-то напряженность между этими двумя сторонами>161.
В силу чрезвычайной материальности работ Бауэри это чувство замешательства, зачастую вместе с желанием измерить телесные границы и степень их уязвимости, соматически передавалось от артиста его аудитории. Некоторые его костюмы и перформансы были очень трудоемкими в исполнении и не менее трудными для зрительского восприятия. Эмоции, которые они пробуждали в зрителях, могли колебаться в диапазоне от тревожного беспокойства, испуга и оторопи до радостного оживления и безудержного смеха. Часто для создания нужного образа Бауэри приходилось перетягивать или перебинтовывать некоторые части тела, что в большей или меньшей степени причиняло ему боль и дискомфорт. Так, в 1990‐е годы он несколько раз при помощи клейкой ленты прятал свои гениталии в промежности, а на лобок наклеивал парик, чтобы имитировать форму и вид женских гениталий. Кроме того, как уже было сказано, он часто перетягивал живот таким образом, чтобы его собственная грудь становилась похожей на женскую. Сюжет целого ряда его перформансов включал в себя излияние физиологических жидкостей, что подчеркивало проницаемость, текучесть и уязвимость телесных границ. В одном из своих ранних перформансов он вышел на подиум сразу после того, как поставил себе клизму, чтобы успеть выплеснуть жидкость из ануса на зрителей; несколькими годами позже во время представления в одном из токийских универмагов он, к немалому ужасу публики, вызвал у себя рвоту>162. В 1994 году в Форт-Асперен (Нидерланды) состоялся, вероятно, самый тягостный для зрителей перформанс, во время которого Бауэри, одетый лишь в черные чулки и туфли на платформе, с бельевыми прищепками на гениталиях, вися вниз головой, пробил своим практически обнаженным телом стеклянную панель, осколки которой впились в плоть, спровоцировав обильное кровотечение.
Среди созданных Ли Бауэри образов, откровенно имитирующих беременное тело, есть один ставший по-настоящему знаковым. Это образ, которому Фергюс Грир, «официальный» фотограф Бауэри, присвоил название Look 9 (июль 1989). Если многие костюмы Бауэри трудно привязать к тому или иному гендеру, ансамбль Look 9 – это, прежде всего, одежда, явно ассоциирующаяся с женским гардеробом. На Бауэри надеты юбка и блуза, его лицо и вся голова скрыты под колпаком из органзы, имеющим форму помпона. Спереди под блузой спрятана, но не скрыта огромная шарообразная накладка, вылепленная из монтажной пены. И вряд ли найдется человек, у которого ее форма и размер не вызовут ассоциаций с беременностью>163. Идея этого костюма родилась, когда в руки Бауэри попала книга о трансформерах – игрушечных роботах, обладающих способностью менять форму. Эта подробность служит еще одним доказательством его интереса к трансформативным и мутационным возможностям человеческого тела. Движимый тягой к трансформации, спустя некоторое время он использовал конструкцию костюма Look 9 как основу для двух новых образов – Look 32 и Look 33. Однако для них вместо «женского» платья Бауэри изготовил два комбинезона (или скафандра), полностью скрывающих тело, – один из белой лайкры, другой из зеленоватого эластичного велюра. В этом облачении Бауэри напоминал беременного Гамби>164. Но еще более явная аллюзия на беременное тело – это Look 10 (июль 1989): трико из белой упругой лайкры, так сильно обтягивающее монументальное тело Бауэри, что оно кажется почти обнаженным, и белый не доходящий до линии талии топ с непомерно широкими плечами и накладными чашечками на груди. Короткий топ подчеркивает выпуклую форму и большой размер обтянутого тонкой эластичной материей живота, что создает иллюзию беременности. Впечатление усугубляет поза на втором сделанном Гриром снимке Look 10, где Бауэри стоит в профиль к фотографу и зрителю, слегка наклонившись вперед и положив одну руку на живот – классический жест в иконографии беременности>165.
Перформанс «роды»
Развитие темы беременности достигло кульминации в перформансах, которые Ли Бауэри ставил с группой Minty. Самым выдающимся из них стал перформанс, состоявшийся в 1993 году в рамках нью-йоркского ежегодного дрэг-фестиваля Вигсток (Wigstock), проходившего в Томпкинс-сквер-парк. Для него Бауэри сконструировал сложный костюм, позволявший ему спрятать у себя на животе еще одного человека. Этим человеком была его жена Никола Бауэри. Она была пристегнута к телу Ли с помощью своеобразной шлеи, изготовленной из ремней и колготок. Со стороны ее скрытое под верхней одеждой мужа тело выглядело как гигантский беременный живот – его живот. Противовесом животу служил такой же громоздкий фальшивый зад (накладка из монтажной пены). Поверх этой основы надевался скромный бархатный костюм с длинной юбкой; завершала образ маска, сделанная из чулка, на котором были намалеваны большие глаза и огромный рот
В конце XIX века европейское искусство обратило свой взгляд на восток и стало активно интересоваться эстетикой японской гравюры. Одним из первых, кто стал коллекционировать гравюры укиё-э в России, стал Сергей Китаев, военный моряк и художник-любитель. Ему удалось собрать крупнейшую в стране – а одно время считалось, что и в Европе – коллекцию японского искусства. Через несколько лет после Октябрьской революции 1917 года коллекция попала в Государственный музей изобразительных искусств имени А. С. Пушкина и никогда полностью не исследовалась и не выставлялась.
Одну из самых ярких метафор формирования современного западного общества предложил классик социологии Норберт Элиас: он писал об «укрощении» дворянства королевским двором – институцией, сформировавшей сложную систему социальной кодификации, включая определенную манеру поведения. Благодаря дрессуре, которой подвергался европейский человек Нового времени, хорошие манеры впоследствии стали восприниматься как нечто естественное. Метафора Элиаса всплывает всякий раз, когда речь заходит о текстах, в которых фиксируются нормативные модели поведения, будь то учебники хороших манер или книги о домоводстве: все они представляют собой попытку укротить обыденную жизнь, унифицировать и систематизировать часто не связанные друг с другом практики.
Академический консенсус гласит, что внедренный в 1930-е годы соцреализм свел на нет те смелые формальные эксперименты, которые отличали советскую авангардную эстетику. Представленный сборник предлагает усложнить, скорректировать или, возможно, даже переписать этот главенствующий нарратив с помощью своего рода археологических изысканий в сферах музыки, кинематографа, театра и литературы. Вместо того чтобы сосредотачиваться на господствующих тенденциях, авторы книги обращаются к работе малоизвестных аутсайдеров, творчество которых умышленно или по воле случая отклонялось от доминантного художественного метода.
Культура русского зарубежья начала XX века – особый феномен, порожденный исключительными историческими обстоятельствами и до сих пор недостаточно изученный. В частности, одна из частей его наследия – киномысль эмиграции – плохо знакома современному читателю из-за труднодоступности многих эмигрантских периодических изданий 1920-х годов. Сборник, составленный известным историком кино Рашитом Янгировым, призван заполнить лакуну и ввести это культурное явление в контекст актуальной гуманитарной науки. В книгу вошли публикации русских кинокритиков, писателей, актеров, философов, музы кантов и художников 1918-1930 годов с размышлениями о специфике киноискусства, его социальной роли и перспективах, о мировом, советском и эмигрантском кино.
Книга рассказывает о знаменитом французском художнике-импрессионисте Огюсте Ренуаре (1841–1919). Она написана современником живописца, близко знавшим его в течение двух десятилетий. Торговец картинами, коллекционер, тонкий ценитель искусства, Амбруаз Воллар (1865–1939) в своих мемуарах о Ренуаре использовал форму записи непосредственных впечатлений от встреч и разговоров с ним. Перед читателем предстает живой образ художника, с его взглядами на искусство, литературу, политику, поражающими своей глубиной, остроумием, а подчас и парадоксальностью. Книга богато иллюстрирована. Рассчитана на широкий круг читателей.
Валькирии… Загадочные существа скандинавской культуры. Мифы викингов о них пытаются возвысить трагедию войны – сделать боль и страдание героическими подвигами. Переплетение реалий земного и загробного мира, древние легенды, сила духа прекрасных воительниц и их личные истории не одно столетие заставляют ученых задуматься о том, кто же такие валькирии и существовали они на самом деле? Опираясь на новейшие исторические, археологические свидетельства и древние захватывающие тексты, автор пытается примирить легенды о чудовищных матерях и ужасающих девах-воительницах с повседневной жизнью этих женщин, показывая их в детские, юные, зрелые годы и на пороге смерти. Джоанна Катрин Фридриксдоттир училась в университетах Рейкьявика и Брайтона, прежде чем получить докторскую степень по средневековой литературе в Оксфордском университете в 2010 году.