Экспериментальная мода. Искусство перформанса, карнавал и гротескное тело - [29]
По словам его вдовы Николы, вначале Ли Бауэри стыдился своих габаритов, далеких от эталона, идеальным воплощением которого был стройный мускулистый красавец, рекламирующий нижнее белье Calvin Klein. Скульптурные формы прыгуна с шестом Тома Хинтнауса, увековеченные фотографом Брюсом Вебером в рекламной кампании 1982 года, олицетворяли заключенную в теле мужчины силу, здоровье и красоту. И их вполне можно рассматривать как идеальную пару безупречному телу Лизы Лайон. Эта здоровая классическая телесная красота – казалось бы, неподвластная никакому тлетворному вмешательству извне и никакой немощи – преподносилась как спасительное средство, способное противостоять надвигающейся угрозе СПИДа. К мужским фотопортретам работы Вебера прекрасно подходит характеристика, данная Ребеккой Арнольд всей моде 1980‐х годов: «щит с великолепно украшенной внешней стороной, который действует как фетиш, отгоняющий страхи, связанные со смертью и болезнью»>157. Но по иронии судьбы Герб Ритц, который вслед за Вебером в начале 1990‐х годов продолжил в сотрудничестве с компанией Calvin Klein эксплуатировать образ совершенного мужского тела, в 2002 году умер именно от осложнений СПИДа.
Однако вернемся к интервью Николы Бауэри. По ее словам, «когда [Ли] в первый раз приехал в Лондон, он был сильно озабочен своим весом и какое-то время сидел на диете», но в конце концов начал принимать свое тело и научился стратегически его использовать как каркас для своих костюмов:
Все началось с его задницы. В самом начале 1980‐х годов он сшил целую кучу курток, которые заголяли ягодицы, прикрытые только [женскими] трусиками или панталончиками с оборками; а затем он переключился на грудь, потому что там у него было достаточно жира, чтобы соорудить настоящие титьки. Он не был таким, как другие дрэг-королевы, – он никогда не хотел выглядеть как женщина. Ему просто нравилось выставлять напоказ некоторые части своего тела, и он действительно был крупным парнем с большим животом. Что касается вещей, которые он носил в более поздние годы <…> что ж, это все его живот, и почему бы ему не подчеркнуть его форму в своих костюмах.
Никола добавила, что Ли по-настоящему научился ценить свое тело, позируя Люсьену Фрейду:
Я думаю, вероятнее всего, это случилось после того, как он начал позировать для Люсьена Фрейда. Люсьен был увлечен его телом и считал его просто фантастическим. Они совместно добились этого: они оба полюбили его тело, и Ли начал использовать его как деталь в своих костюмах>158.
Действительно, монументальные ню Люсьена Фрейда, которые до сих пор остаются самой известной визуальной репрезентацией тела Ли Бауэри, лучше, чем любое другое изображение, передают его «экстраординарные» габариты. Картины Фрейда помогают увидеть, что Бауэри уже сам по себе был гротескной фигурой, особенно если мы рассматриваем отношения между эталоном «телесной красоты» (одним из главных атрибутов которой была худоба) и телом, отклоняющимся от этого эталона, как «социальные отношения норм и девиаций, а следовательно, политические отношения, нацеленные на натурализацию в теле норм, установленных теми, кто обладает большей властью в социальной формации». В контексте таких отношений «быть вызывающе толстым – значит показать себя мятежником, всем своим телом оскорбляющим и богохульствующим» против канона>159. Исследовательский интерес к «непокорной» плоти, несомненно, питали и Кавакубо, и Годли, однако у них он возник безотносительно собственного тела и был реализован в коллекциях одежды, которую, в отличие от настоящей плоти, человек может надеть и снять по собственной воле; к тому же следует заметить, что в презентационном показе экспериментальной коллекции Кавакубо участвовали только модные модели, обладающие стандартными физическими параметрами.
Приспособления, которые Ли Бауэри, обладая и без того выдающимися габаритами, использовал для того, чтобы выглядеть еще массивнее и выше: объемные вставки и накладки, громоздкие головные уборы, обувь на огромных каблуках и платформах, – это детали, также характеризующие его как фигуру без границ и позволяющие причислить его к категории гигантов. В своих теоретических трудах Сьюзан Стюарт утверждает, что гигантизм, нарушая такие классические параметры, как пропорциональность, симметрия и умеренность, исторически связан с гротеском: «Гиганты, от Левиафана до циркового фрика, образуют смешанную категорию; нарушители границ и правил; сверх меры одаренные природой и вследствие этого [самим своим существованием] оскорбляющие культурные системы»
В конце XIX века европейское искусство обратило свой взгляд на восток и стало активно интересоваться эстетикой японской гравюры. Одним из первых, кто стал коллекционировать гравюры укиё-э в России, стал Сергей Китаев, военный моряк и художник-любитель. Ему удалось собрать крупнейшую в стране – а одно время считалось, что и в Европе – коллекцию японского искусства. Через несколько лет после Октябрьской революции 1917 года коллекция попала в Государственный музей изобразительных искусств имени А. С. Пушкина и никогда полностью не исследовалась и не выставлялась.
Одну из самых ярких метафор формирования современного западного общества предложил классик социологии Норберт Элиас: он писал об «укрощении» дворянства королевским двором – институцией, сформировавшей сложную систему социальной кодификации, включая определенную манеру поведения. Благодаря дрессуре, которой подвергался европейский человек Нового времени, хорошие манеры впоследствии стали восприниматься как нечто естественное. Метафора Элиаса всплывает всякий раз, когда речь заходит о текстах, в которых фиксируются нормативные модели поведения, будь то учебники хороших манер или книги о домоводстве: все они представляют собой попытку укротить обыденную жизнь, унифицировать и систематизировать часто не связанные друг с другом практики.
Академический консенсус гласит, что внедренный в 1930-е годы соцреализм свел на нет те смелые формальные эксперименты, которые отличали советскую авангардную эстетику. Представленный сборник предлагает усложнить, скорректировать или, возможно, даже переписать этот главенствующий нарратив с помощью своего рода археологических изысканий в сферах музыки, кинематографа, театра и литературы. Вместо того чтобы сосредотачиваться на господствующих тенденциях, авторы книги обращаются к работе малоизвестных аутсайдеров, творчество которых умышленно или по воле случая отклонялось от доминантного художественного метода.
Культура русского зарубежья начала XX века – особый феномен, порожденный исключительными историческими обстоятельствами и до сих пор недостаточно изученный. В частности, одна из частей его наследия – киномысль эмиграции – плохо знакома современному читателю из-за труднодоступности многих эмигрантских периодических изданий 1920-х годов. Сборник, составленный известным историком кино Рашитом Янгировым, призван заполнить лакуну и ввести это культурное явление в контекст актуальной гуманитарной науки. В книгу вошли публикации русских кинокритиков, писателей, актеров, философов, музы кантов и художников 1918-1930 годов с размышлениями о специфике киноискусства, его социальной роли и перспективах, о мировом, советском и эмигрантском кино.
Книга рассказывает о знаменитом французском художнике-импрессионисте Огюсте Ренуаре (1841–1919). Она написана современником живописца, близко знавшим его в течение двух десятилетий. Торговец картинами, коллекционер, тонкий ценитель искусства, Амбруаз Воллар (1865–1939) в своих мемуарах о Ренуаре использовал форму записи непосредственных впечатлений от встреч и разговоров с ним. Перед читателем предстает живой образ художника, с его взглядами на искусство, литературу, политику, поражающими своей глубиной, остроумием, а подчас и парадоксальностью. Книга богато иллюстрирована. Рассчитана на широкий круг читателей.
Валькирии… Загадочные существа скандинавской культуры. Мифы викингов о них пытаются возвысить трагедию войны – сделать боль и страдание героическими подвигами. Переплетение реалий земного и загробного мира, древние легенды, сила духа прекрасных воительниц и их личные истории не одно столетие заставляют ученых задуматься о том, кто же такие валькирии и существовали они на самом деле? Опираясь на новейшие исторические, археологические свидетельства и древние захватывающие тексты, автор пытается примирить легенды о чудовищных матерях и ужасающих девах-воительницах с повседневной жизнью этих женщин, показывая их в детские, юные, зрелые годы и на пороге смерти. Джоанна Катрин Фридриксдоттир училась в университетах Рейкьявика и Брайтона, прежде чем получить докторскую степень по средневековой литературе в Оксфордском университете в 2010 году.