Экспериментальная космическая станция на орбите - [17]

В техникуме пристрастился к книгам. Читал запоем все, что попадалось под руки. Книги увлекали, поднимали настроение. Было и другое, что влекло его в печатный мир слова. Женька копил в себе добрые начала и не боялся перенимать чужие помыслы и дела. Поэтому и книги превращались в его мозгу в долгие серьезные раздумья, так сказать, дозревали в голове.

Попадались книги и про летчиков, про необъятное небо с островами романтики – самолетами, про подвиги героев в пятом океане. Позвала, поманила к себе голубая стихия. И когда провожали парней из техникума в армию, Женька твердо решил, что пойдет в пилоты. Это был его первый шаг к звездам.

В авиационной школе первоначального обучения новобранцев разместили в старых казармах. Пока ребята устраивались, Женька успел осмотреть все окрест. Прослышал от кого-то, что во времена «Войны и мира» здесь были коновязи русских драгунских полков. Интересно. Вот и обшаривал все углы, засыпал вопросами старожилов; что, где, как.

Первым Женькиным командиром был лейтенант Баскаков. Инструкторы школы называли его Василием Андреевичем, курсанты – товарищем лейтенантом. Был он не молод, участвовал в Отечественной войне, потом демобилизовался. На «гражданке» заскучал без неба и снова вернулся в строй, На этот раз учить «птенцов» – так он называл учлетов.

– Ваши задорные души, ребята, рвутся к опасности, к подвигу, к алым парусам отваги. А вот что это такое, понимает не каждый, – частенько повторял Баскаков. – Мало любить небо. Надо, чтобы небо полюбило тебя. А оно любит людей смелых, знающих, трудолюбивых.

И еще он любил повторять: «Не надо оваций, нужны дело и соображение везде и во всем».

Слова инструктора западали в Женькину душу. В самом деле, почему одни говорят равнодушно, твердят по шпаргалке заученные слова, другие осмысливают каждый шаг и готовы грудью стоять за то, что считают правильным и нужным. Были такие в их учебной эскадрилье. Но не все. Некоторые так и не пошли дальше «первоначалки». Их отчислили, списали с летной работы.

Женька думал. Думал много и о разном. Вот, например, о счастье. Строит ли человек свое счастье? Или, может, счастье – это жар-птица, слетающая с голубых небес к своему избраннику. «В самом деле, как люди иногда спешат схватить эту жар-птицу прямо с неба», – размышлял он про себя.

– Философ ты, Женька, – говорили ребята, когда разгорался открытый спор. – Все мы будем летать, носить краб на фуражке и золотистые погоны на плечах. Если переживать из-за каждой неудачи и инструкторских придирок, тебя надолго не хватит. Чудак!..

На такое огрызался. Была в нем этакая струнка – доказывать свою правоту. Примерами сыпал, как из бездонного мешка. Они у него были, их давали книги, их давала жизнь.

Когда Женю принимали в комсомол, он дал клятву быть верным долгу. Заветная книжечка с силуэтом Ильича постоянно напоминала об этой клятве, и не было для него выше критерия, чем честность во всем – в большом и малом. С этой меркой он подходил к себе и к товарищам.

…К первому самостоятельному вылету Женька готовился упорно. Ночами ему снился этот полет. Разбуди, без запинки ответит на все вопросы; как взлетать, как разворачиваться, как заходить на посадку… А когда вылетел с инструктором в последний «провозной», чуть не оплошал.

Маленький ЯК проскользнул лыжами по утрамбованному снегу и плавно начал набор высоты: 100, 200, 300 метров. Наконец, 800. Заданный рубеж. Инструктор – в задней кабине, Женька – впереди. Первый круг, второй…

Инструктор спрашивает:

– Аэродром видишь?

А он отмалчивается. Глаза ищут справа, слева: нет ничего. Внизу бело, только прогалины черные кое-где проглядывают. Дорогу нашел, деревушку тоже, а аэродрома нет. Потом отыскал все-таки, убрал газ, пошел на посадку.

Когда вылезли из самолета, инструктор буркнул:

– Ворон ловишь, парень. – И больше ничего не сказал. Зато после первого самостоятельного хлопнул Женьку по плечу и, весело подмигнув, похвалил: – Молодец! Будешь летать.

И он летал. Летал с упоением. Любил чуть приоткрыть фонарь – тугой ветер бьет, слепит. Откроешь рот и пьешь, пьешь настоянную на солнце медовую прохладную благодать и вкуснотищу… А внизу плыла земная пестрядь – черные сгустки перелесков, желтые пятна болот, голубая холстина реки и похожие на лоскутное одеяло посевы…

«Лечу! – думал Женька каждый раз. – Лечу!»

Помнится, предстоял контрольный полет. Поверяющий, Герой Советского Союза, бросил на Женьку вопросительный взгляд и резанул коротко:

– Один полет с вами. Второй не дам. Плохо – еще десять с инструктором…

И все. Взревел мотор, самолет вырулил на старт, разбежался – и вот он уже скользит в небе, ныряет за горизонт. Курсанты стоят на земле, задрав головы, и смотрят вслед. «Как там?»

Женька старался изо всех сил, но виду не показывал. Даже наоборот, нарочито спокойно и несколько медленно выполнял все движения и коротко рапортовал. Сделали один полет. Сели. Поверяющий молчит. Женька ждет. Бывалый ас поглядел на лобастое мальчишеское лицо летчика, чуть расстроенное, виноватое, и, повинуясь неожиданному порыву, вдруг расплылся в улыбке:

– Мешок в заднюю кабину! Хватит тебя катать. Давай самостоятельно!