Экспедиция в любовь - [17]

— Вот гад! Тоже мне, орел называется, напал без предупреждения. Это же дятел какой-то, а не орел! — негодовал Славик.

— Тебе повезло еще, мог бы и без глаза остаться. Кстати, это, наверное, действительно не орел, а орлица. И между прочим, она тебя к себе в гнездо не приглашала, птенчик ты мой.

— Тоже верно, — согласился отходчивый Слава. — Ладно, заживет.

— Ага. Только глаз у тебя скоро совсем заплывет и болеть дня два будет зверски. Вот, на, приложи и держи, пока не нагреется. — Маша протянула ему свой носовой платок, намоченный холодной водой из ручья. — Посиди пока, отдохни, а я быстренько с обнажением закончу, и обедать будем.

— Маш, ну что я сидеть буду, я помогу! — упорствовал Славик, но Маша почти насильно усадила его в тень и принялась за работу.

Конечно, вечером, когда машина подбирала всех в конечных точках маршрутов, появление раненого Славы вызвало всеобщий ажиотаж. Еще большее веселье вызвал рассказ потерпевшего о том, что с ним приключилось.

— «При переходе Крестового перевала его укусил орел», — к месту процитировал Павел, большой поклонник Ильфа и Петрова.

Вечером, когда улеглись спать, Татьяна тихонько спросила у Маши:

— Признайся честно, это еще одна твоя жертва?

— Что-что? — не поняла Маша.

— Ну, Славка.

— Почему — моя? И почему — еще одна?

Татьяна засмеялась:

— Ты думаешь, я не догадалась, откуда у Пашки дней десять назад шишка на лбу появилась? Большая такая, радужная. А теперь, стало быть, Славик пострадал. Смотри, Машка, так ты всех мужиков изведешь.

— Догадалась про Пашу, и хорошо. Радуйся, что ты такая умная и проницательная. Только мальчик-то тут при чем? Нет, этот юный орнитолог действительно вступил в неравный бой с хищником, за что и пострадал — заметь, не от меня, а от птичьего клюва. И перестань утверждать, что на меня вешается весь мужской состав экспедиции. И вообще — давай спать.

Работы оставалось еще дней на пять, а продуктов — не больше чем на пару дней. Машу это уже начало беспокоить, и, возвращаясь в лагерь, она прикидывала, с кем бы завтра отправить в маршрут Славика, а самой вместе с шофером съездить в ближайший райцентр. Правда, «ближайший» — это километрах в пятидесяти, да и выбор продуктов там наверняка сомнительный, но придется довольствоваться тем, что могут предложить местные магазины.

Однако совершать этот вояж, к ее облегчению, не пришлось. На подъезде к лагерю шофер Петр Петрович сказал:

— Мария Сергеевна, к нам, похоже, гости. Вон пыль на дороге до сих пор не осела.

Гостей в геологическом лагере не очень любили — незваных, конечно. Нередко к геологам заруливали на отчаянно трещащих мотоциклах и мопедах любопытные деревенские подростки. Мог приехать и солидный председатель колхоза, кто-нибудь из местной милиции или егерь — словом, те, кто жаждал общения с новыми людьми. Да еще городскими, да вдобавок издалека. К гостям относились приветливо, тем более что ни один председатель никогда не приедет знакомиться с пустыми руками, да и можно воспользоваться случаем и договориться о том, чтобы покупать в его хозяйстве мясо и молоко. Но визиты эти отнимали много времени, а Евгений Иванович на следующий день маялся от головной боли и дурного настроения.

Однако все это вполне терпимо в базовом лагере, где полно народу и не так много работы, а в выездном, где целый день находится один из дежурных студентов с бестолковой поварихой, появление незнакомцев настораживает. Поэтому Маша с радостью разглядела знакомый «уазик» с выгоревшим, пропылившимся тентом, остановившийся поодаль от палаток.

Выпрыгнув из высокой кабины «ГАЗ-66», Маша радостно поприветствовала Рузаева:

— Здравствуйте, Евгений Иванович! Как вы там?

— Да мы-то отлично, что нам на реке горевать. А вы тут, в степи, наверное, испеклись совсем. Да и голодновато поди у вас, вот я и решил посмотреть, как тут дело движется и продуктов заодно подбросить.

— Это кстати! — согласился вылезший из кузова Павел. — А то завтра уже хотели все ремни по лагерю собирать и варить.

Маша тихонько отошла в сторону, сделав вид, что возится с полевой сумкой-планшетом. С момента идиотской выходки Пашки в бане она с ним толком так и не наладила отношения. Он, казалось, к этому не стремился, а сама Маша навязываться не собиралась — вдруг этот дурень снова не так поймет ее и истолкует ее попытку к примирению по-своему?..

А к Рузаеву уже спешила повариха, которая трепетно относилась к начальству.

— Евгений Иваныч, а Евгений Иваныч! А вы что будете — холодный кофе или горячий компот?

Геолог с недоумением посмотрел на Дядю Ваню и переспросил:

— Что-что? Я как-то не совсем понял.

— Ну, пить вы что будете — холодный кофе или горячий компот?

— Ох, погодите, голубушка!

Его недоумение разрешила подошедшая Татьяна:

— Господи, Евгений Иванович, ну чему вы удивляетесь? Это же Дядя Ваня! Называть кофе не «оно», а «он» мы ее с огромным трудом смогли приучить, но вот сделать так, чтобы кофе был горячим, а компот — холодным, никак не получается.

— Это еще почему? — продолжал удивляться Рузаев.

— Очень просто. Кофе она варит с утра, и заставить ее повторить этот подвиг еще раз в течение дня нет никакой возможности. А компот соответственно пытается варить к обеду, то есть к возвращению из маршрутов, но никогда не успевает. Ну и поскольку пить очень хочется, то этот компот так горячим и выпивается, до завтра он не доживает. А на следующий день все начинается по новому кругу, с тем же результатом. Так что: кофе или компот?