Экспедиция идет к цели - [13]
У всех вырвался возглас изумления. Заговорщики склонили головы, застыли в неподвижном молчании. Многие слышали о знамени Чингисхана, якобы хранящемся в тайниках монастыря, но мало верили этому. Вот оно, это знамя, как рука, протянутая древними батырами повстанцам, замыслившим свержение народной власти!
Поднялся Накамура. Он уже обрел душевное равновесие и почувствовал себя вождем этих людей. «Старая лиса Макино увидит, что для меня нет невозможного, — думал он. — Я не позволю никому загребать жар моими руками. Мне достанется слава и обеспеченная жизнь. Меня надули, но тем хуже для тех, кто меня надул. Это я подниму восстание… я один!» Он представил охваченные огнем предприятия, выжженные пастбища, ревущих коров, людей, бегущих в панике от чумы, лужи крови на земле, и лицо его прояснилось. Им овладело вдохновение, и он заговорил о великой Монголии от Забайкалья до Восточного Туркестана, о божественной миссии Японии:
— Мы стянули на границы миллионную армию. Хоть сегодня она готова обрушиться на голову нашего общего врага — Россию. Восстание здесь будет сигналом для наших войск; мы не нападем на Монголию, а придем ей на помощь. Мы восстановим старые порядки, вернем пострадавшим скот и имущество, разгоним аратские объединения, ликвидируем госхозы, повесим руководителей новой власти…
Чем дальше говорил Накамура, тем сильнее блестели его глаза. Лица слушавших его просветлели. Они смотрели на японца с ожиданием. Вот он, будущий избавитель от народной власти, отдавшей лучшие пастбища аратам. Ну, а если сюда придут японцы, то что же из того: ведь можно жить и с японцами! Были бы пастбища, был бы скот.
— Монголы, помните: в наших жилах течет родственная кровь, — закончил Накамура.
Все зашумели. Даже Норбо-Церен широко раскрыл свои совиные глаза.
— Что же сейчас получается? — вскочил подогретый словами японца хозяин юрты Бадзар. — Мы должны подчиняться всякой аратской рвани… — Он задохнулся от приступа бешенства и стукнул кулаком по столику: — Сын пишет из Улан-Батора: большой город в наших местах строить будут, голодранцев учить будут, верблюжью шерсть, масло, молоко скупать у аратов будут, врачей пришлют, госхоз организовывать будут, хотят прогнать меня с насиженного места, забрать мои лучшие пастбища. Уже сейчас нет житья от проклятого Аюрзана и его бедняцкой артели…
Колючие глазки Бадзара сверкали, бородка вздрагивала.
После того как излили злость, заговорили более спокойно, стали намечать планы, дали поручения, установили сроки. Когда же заговорили о том, кто и чем должен пожертвовать для общего дела, поднялся спор. Каждый хотел участвовать в восстании за счет соседа. Жаловались на бескормицу, на падеж скота. Но Накамура прикрикнул на заговорщиков, и они, охая и ворча, стали раскошеливаться. Разбойник Жадамба был назначен главным агентом по закупке оружия. Князь Ванчиг должен был связаться с остальными членами повстанческой организации, предупредить их о дне выступления.
«Не так уж все безнадежно, как мне показалось вначале», — думал Накамура. Ему даже понравился Бадзар. В его юрте можно жить безбоязненно. Кому придет в голову заподозрить в чем-нибудь почтенного старика, отца крупного ученого-монгола?
Как далеко забросила судьба подпоручика Накамуру! Все происходившее казалось ему сном. Где-то он числится в списках штаба Квантунской армии, среди офицеров у него много друзей, и каждый думает, что Накамура уехал в командировку, скоро вернется. Накамура любил шумную компанию и крепкое сакэ[18].
Только он не любил приключений, считал их злейшим врагом каждого разведчика. Нет ничего приятнее, как хорошо все обделать и без всяких приключений, спокойно вернуться к друзьям. Он будет руководить восстанием и в то же время до поры до времени оставаться в тени. А когда войска перейдут границу, можно будет заявить о себе. Как степной пожар, мятеж будет перекидываться из одного аймака в другой, оставляя за собой черные палы. Нужно подумать о составе нового правительства. Впрочем, к черту! У «Великой Монголии» должен быть хан. Почему бы не провозгласить им своего нынешнего телохранителя, глуповатого Очира? Очир-хан… Звучит неплохо. А это будет значить, что истинным правителем Монголии сделается он, Накамура, инициативный, волевой офицер. В человеческой истории случались и не такие чудеса, В Японии военное сословие всегда ставило императоров, а если они оказывались непослушными, низвергало их.
Интересные были времена.
Накамура захмелел от выпитой арьки[19] и кумыса. Он сидел на туго скатанном ковре, погруженный в свои честолюбивые мечты. Гости ели жирную баранину, пили кумыс, рассказывали разные веселые истории.
Среди гостей находился заведующий геологическим кабинетом Ученого комитета Цокто. Он со страхом смотрел на темно-синее потертое знамя Чингисхана и думал, что, сам того не желая, кажется, попал в скверную историю. Подумать только: он — среди заговорщиков, он — враг народной власти! Его могут схватить работники МВД и упрятать в тюрьму, а после суда могут даже расстрелять.
Никакие оправдания не помогут: это он, Цокто, привез сюда японского шпиона Накамуру и сына монгольского князя, живущего во Внутренней Монголии, этого толстого Очира! Они все считают Цокто своим, доверяют ему, а он дрожит, как овечий хвост, не знает, как выпутаться из этой истории.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В творчестве Михаила Колесникова большое место занимает тема рабочего класса и научно-технической революции (повесть «Розовые скворцы», роман «Индустриальная баллада» и др.).Читателю также известны его произведения историко-революционного жанра: «Все ураганы в лицо» — о М. В. Фрунзе, «Без страха и упрека» — о Дм. Фурманове, «Сухэ-Батор», книги об отважном разведчике Рихарде Зорге…В книгу «Право выбора» входят три повести писателя: «Рудник Солнечный» — о людях, добывающих руду на одном из рудников Сибири, повесть «Атомград» — о проектировании атомного реактора и «Право выбора» — о строительстве атомной электростанции.Произведения эти посвящены рабочему классу и научно-технической интеллигенции, тем решающим процессам, которые происходят в советском обществе в наши дни.
Михаил Сергеевич Колесников известен читателю своими книгами «Сухэ-Батор», «Рудник Солнечный», «Повести о дружбе», «Удар, рассекающий горы» и другими.Бескрайняя сибирская тайга, ковыльные степи и знойные пустыни Монголии, Крайний Север, новый Китай — вот та обстановка, в которой живут и действуют герои его произведений. Это мир сильных, мужественных людей, непреклонно идущих к своей цели и побеждающих. Это мир, насыщенный романтикой дальних странствий.Судьба военного журналиста забрасывала М. Колесникова в самые отдаленные уголки нашей Родины; побывал он и в Монголии, и в Китае, и в далекой Индонезии, и в других местах.Сборник рассказов «Большие расстояния» посвящен людям ратного труда — солдатам, матросам и офицерам.М. Колесников — член Союза советских писателей, член редколлегии журнала «Советский воин».
Из предисловия:...Молодой коммунист кузнец Сергей Алтунин, знакомый нам по роману «Изотопы для Алтунина» ("Роман-газета", 1974, № 19), в новой книге получает диплом инженера и становится хозяином родного кузнечного цеха. Алтунин видит, что цех работает с хронической недогрузкой, неритмично. Он ищет путей к принципиальной перестройке работы. Но оказывается, что такая перестройка упирается в проблему полной реорганизации управления и других цехов, а в конце концов - в проблему поглощения крупными заводами небольших однотипных заводов...
В новой книге писателя Андрея Чернова представлены литературные и краеведческие очерки, посвящённые культуре и истории Донбасса. Культурное пространство Донбасса автор рассматривает сквозь судьбы конкретных людей, живших и созидавших на донбасской земле, отстоявших её свободу в войнах, завещавших своим потомкам свободолюбие, творчество, честь, правдолюбие — сущность «донбасского кода». Книга рассчитана на широкий круг читателей.
«От Андалусии до Нью-Йорка» — вторая книга из серии «Сказки доктора Левита», рассказывает об удивительной исторической судьбе сефардских евреев — евреев Испании. Книга охватывает обширный исторический материал, написана живым «разговорным» языком и читается легко. Так как судьба евреев, как правило, странным образом переплеталась с самыми разными событиями средневековой истории — Реконкистой, инквизицией, великими географическими открытиями, разгромом «Великой Армады», освоением Нового Света и т. д. — книга несомненно увлечет всех, кому интересна история Средневековья.
Нет нужды говорить, что такое мафия, — ее знают все. Но в то же время никто не знает в точности, в чем именно дело. Этот парадокс увлекает и раздражает. По-видимому, невозможно определить, осознать и проанализировать ее вполне удовлетворительно и окончательно. Между тем еще ни одно тайное общество не вызывало такого любопытства к таких страстей и не заставляло столько говорить о себе.
Южный полюс, как и северный, также потребовал жертв, прежде чем сдаться человеку, победоносно ступившему на него ногой. В книге рассказывается об экспедициях лейтенанта Шекльтона и капитана Скотта. В изложении Э. К. Пименовой.
Монография представляет собой исследование доисламского исторического предания о химйаритском царе Ас‘аде ал-Камиле, связанного с Южной Аравией. Использованная в исследовании методика позволяет оценить предание как ценный источник по истории доисламского Йемена, она важна и для реконструкции раннего этапа арабской историографии.
Слово «синто» составляют два иероглифа, которые переводятся как «путь богов». Впервые это слово было употреблено в 720 г. в императорской хронике «Нихонги» («Анналы Японии»), где было сказано: «Император верил в учение Будды и почитал путь богов». Выбор слова «путь» не случаен: в отличие от буддизма, христианства, даосизма и прочих религий, чтящих своих основателей и потому называемых по-японски словом «учение», синто никем и никогда не было создано. Это именно путь.Синто рассматривается неотрывно от японской истории, в большинстве его аспектов и проявлений — как в плане структуры, так и в плане исторических трансформаций, возникающих при взаимодействии с иными религиозными традициями.Японская мифология и божества ками, синтоистские святилища и мистика в синто, демоны и духи — обо всем этом увлекательно рассказывает А.