Экспедиция. Бабушки офлайн - [58]
— Я буду говорить первый! Моя сказка вначале, — объявляет Черный.
— Его в самом начале! — картавит Красная маска, сидящая всех ближе к Котереву.
— Его сказка первая! Он — Мат.
— Он — Мат. Его первая! — соглашается Белый.
— Первая!
— В самом начале! — снова и снова шелестят остальные, и Юрка, который всё пытается улыбнуться, вдруг чувствует, что от бесконечного эха слов, текущих по кругу, его голова раздваивается и расстраивается, а волосы на загривке встают дыбом. Звуковой фон в ноуте — прибой океана.
— Вначале был Хаос и Океан… — продолжил Черная маска.
— Океан и Хаос, — подхватил Зеленый.
— И там плавало Яйцо, из которого возникло всё.
— Всё? Всё! Всё! — зашептала Желтая.
— Океан и Хаос.
— Всё!
— Оно плавало! — подвел итог Синий.
Юрка почувствовал, что еще немного, и он руками закроет себе уши — только бы не слышать этих удвоений и утроений. Но Те, словно вняв его молчаливому крику, унялись, и дальше Черный рассказывал без эха. Почти без эха.
— Из скорлупы — суша, из желтка — солнце, из белка — облака. Так было. Почему на Пасху красят яйца? Где прячется смерть Кощеева? Ответы тут, все тут… Но сказка не про то. Моя сказка о другом. О том, как было в самом начале…
— Начале? — спросила Желтая маска.
— Сказка про Поупа? — предположил Зеленый.
— Да, она! — подтвердил тот, кого назвали Матом. — Версии тут разные — Поуп ли, Проуп ли. Не столь важно. Важно, что он был. С него-то всё и началось.
— Он поехал первый? — радостно прокартавила Красная.
— Нет! — в голосе Черного сквозит легкое недовольство. — Он вообще не ездил. Просто сидел и говорил обо всем, что знал. А знал он всё.
— Как же так? — удивляется Зеленый. — Не ездил, но знал обо всем?
— Чудеса! — соглашается Синий.
— И ведь не из наших был! — повествует сказочник Мат.
— Как так? — басит Белый.
— А вот так! Немец какой-то, из ихних. Вот всегда так получается: как русский фольклор или живой великорусский язык — так всё немцы попадаются! — под Черной маской — невидимая улыбка.
Котерев совсем запутался в Кощеевых яйцах и великорусских Проупах, но в размеренном ритме голосов Масок, рокоте отдаленных барабанов из ноутбука и окружающей темноте спортзала — во всем этом чудится ему что-то до ужаса приятное, похожее на эмоциональное поствкусие от страшных историй, которые он когда-то давным-давно слушал в пионерском лагере — лежа под одеялом.
— Вот он-то и сотворил эМПэ! — со значением провозгласил Черный и подпер кулаком бороду.
— Как это «сотворил»? — с сомнением переспросил Зеленый.
— Да! Как это? Может, она из Яйца вылупилась! — предположила Желтая. Красная маска закудахтала картавым смехом.
— Нет! — решительно отверг эту версию сказочник. — Точно не из Яйца. Просто сотворил и всё. МП — это Майя!
— Майя? Иллюзорность всего сущего? — заметался на лавке Зеленый.
— Хорошее толкование! — одобрил Черный. — Но я вижу, что мы нашим птичьим клекотом утомили аудиторию. Возвращаюсь к сказке. Итак, МП. Некоторые расшифровывают сию аббревиатуру, как «мифологический персонаж», но я всё же склонен считать ее «Майей». Вот она-то всё и зачала.
— Она ездила? — радостно вопросила Желтая.
— Еще как! — ответил за Черного Синяя маска. — Годков сорок в поле отпахала.
— Я всё равно не понимаю, как можно знать всё, ни разу не побывав в экспедиции? — вмешался Зеленый. — Вот МП — та и знает всё!
— Не спорь! — мягко сказал Мат. — Теория и работа в поле — вещи разные. Не об этом сказка. Важно то, что не будь Майи, — не было бы и всего остального. И нашей нынешней экспедиции — в том числе.
— В том числе! — пискнула Красная.
— В том числе! — свидетельствовал Синий.
— МП в свою очередь породила троих… — Черный показал три пальца.
— Авраам родил Исаака? — с надеждой подсказала Желтая.
— Отставить шуточки! — по-сержантски одернул Желтую сказочник. — Потерпите немного — я уж скоро закончу свою мифологию, и вы расскажите что-нибудь поинтереснее и попонятнее моего.
— Куда уж нам! — вежливо засомневался Зеленый, и Мат погрозил в его сторону пальцем.
— Так вот троих. Говорят, что был еще и четвертый — с хвостом сзади. Но он — предание туманное, о нем вам мало что известно. Первый и второй ушли в литературоведение: кого в Карамзина, кого в Ознобишина с Языковым затянуло. Остался третий.
— Шах? — спросила Желтая.
— Мат! — ответил Зеленый.
Красная маска опять закудахтала.
— Средний был и так и сяк, ну, а третий сын… — прошептал Синий. И все Маски затряслись от смеха. Из сидящих на матах чуть улыбнулся только Будов, но своих глаз из-под ресниц не показал. Остальные новички сидели с недоуменными и серьезными лицами, подсиненными ноутбуком.
— Я гляжу с вами мифологической каши не сваришь! — с притворным недовольством произнес Черный, который кудахтал за секунду до этого не хуже остальных Масок. — Давай-ка ты, многоумный Старый, перенимай у меня эстафету.
— Да пребудет с нами сила! — важно ответствовал Зеленый. — Моя сказка будет не сказкой, а игрой. Точнее: я хочу рассказать о правилах игры. Слушайте внимательно те, кто на матах, ибо это важно.
— Не важнее, чем мифы о первоначалах! — возразила Желтая.
— Кто же с этим поспорит! — пожал плечами Зеленый. — Сильнее сказочника Мата в первоначалах нет никого, разве что МП его может обставить, но тут еще бабушка надвое сказала. Итак, вот моя игра: она называется ШахМаты. Первыми, как известно, ходят белые пешки. Это — вопросы собирателей. Самые осторожные — для настроя беседы. Тут нельзя идти в лобовую атаку, ну, знаете, только подошел к бабушке и сразу: «А у вас домовые не водятся?». Или: «А вы случайно не оборачиваетесь в сарае по ночам?». Нет и еще раз — нет. Первые ходы белых должны быть предсказуемы и просты. Дайте черным ответить вам так же просто — про жисть бывалошну да про колхозы, да про семью. Пусть человек выговорит вам всё, что у него накопилось на душе. А то ведь новички так и норовят сразу с коней начать — с неожиданного прыжка буквой «Г».
Человек так устроен, что не может жить без каких-то рамок и границ — территориальных, духовных, жанровых. Но на самом деле — где-то глубоко внутри себя — мы все свободны, мы — творцы бесконечных миров. В сборнике опубликованы тексты очень разных авторов. После их прочтения хочется создавать нечто подобное самому. И такая реакция — лучшая награда для любого писателя.
«Автор объединил несколько произведений под одной обложкой, украсив ее замечательной собственной фотоработой, и дал название всей книге по самому значащему для него — „Соло для одного“. Соло — это что-то отдельно исполненное, а для одного — вероятно, для сына, которому посвящается, или для друга, многолетняя переписка с которым легла в основу задуманного? Может быть, замысел прост. Автор как бы просто взял и опубликовал с небольшими комментариями то, что давно лежало в тумбочке. Помните, у Окуджавы: „Дайте выплеснуть слова, что давно лежат в копилке…“ Но, раскрыв книгу, я понимаю, что Валерий Верхоглядов исполнил свое соло для каждого из многих других читателей, неравнодушных к таинству литературного творчества.
Этот роман о старости. Об оптимизме стариков и об их стремлении как можно дольше задержаться на земле. Содержит нецензурную брань.
Погода во всём мире сошла с ума. То ли потому, что учёные свой коллайдер не в ту сторону закрутили, то ли это злые происки инопланетян, а может, прав сосед Павел, и это просто конец света. А впрочем какая разница, когда у меня на всю историю двенадцать листов дневника и не так уж много шансов выжить.
Старость, в сущности, ничем не отличается от детства: все вокруг лучше тебя знают, что тебе можно и чего нельзя, и всё запрещают. Вот только в детстве кажется, что впереди один долгий и бесконечный праздник, а в старости ты отлично представляешь, что там впереди… и решаешь этот праздник устроить себе самостоятельно. О чем мечтают дети? О Диснейленде? Прекрасно! Едем в Диснейленд. Примерно так рассуждают супруги Джон и Элла. Позади прекрасная жизнь вдвоем длиной в шестьдесят лет. И вот им уже за восемьдесят, и все хорошее осталось в прошлом.
Впервые доктор Грин издал эту книгу сам. Она стала бестселлером без поддержки издателей, получила сотни восторженных отзывов и попала на первые места рейтингов Amazon. Филип Аллен Грин погружает читателя в невидимый эмоциональный ландшафт экстренной медицины. С пронзительной честностью и выразительностью он рассказывает о том, что открывается людям на хрупкой границе между жизнью и смертью, о тревожной памяти врачей, о страхах, о выгорании, о неистребимой надежде на чудо… Приготовьтесь стать глазами и руками доктора Грина в приемном покое маленькой больницы, затерянной в американской провинции.
Франсин Проуз (1947), одна из самых известных американских писательниц, автор более двух десятков книг — романов, сборников рассказов, книг для детей и юношества, эссе, биографий. В романе «Изменившийся человек» Франсин Проуз ищет ответа на один из самых насущных для нашего времени вопросов: что заставляет людей примыкать к неонацистским организациям и что может побудить их порвать с такими движениями. Герой романа Винсент Нолан в трудную минуту жизни примыкает к неонацистам, но, осознав, что их путь ведет в тупик, является в благотворительный фонд «Всемирная вахта братства» и с ходу заявляет, что его цель «Помочь спасать таких людей, как я, чтобы он не стали такими людьми, как я».