И всё же, любопытство взяло своё, Жадимир посмотрел туда, откуда на их головы обрушился удар лучников. Он увидел рассыпавшееся длинной цепью пешее войско смоленских крестоносцев. Они по хозяйски шли по полю деловито добивая тяжелораненных и связывая руки сдающимся в плен. Из раструба одного из смоленских бойцов раздавался громкий и какой – то металлический голос, призывающий сдаваться. Повторялась одна и та же фраза.
– Садитесь на землю! Поднимайте руки вверх! Сдавайтесь!
Горько усмехнувшись, боярин подумал, что его и так стрела уже усадила на землю. Преодолевая боль, Жадимир переломил древко стрелы, высвободил кровоточащую ногу, снял сапог и перевязал ступню портянкой.
Когда он закончил перевязку в десятке шагов от него обнаружились бодро вышагивающие разреженные шеренги смолян.
– Подымай руки сучок! – донёсся до него чей – то грубый окрик.
Боярин молча потянул свои руки к хмурому осеннему небу и почти сразу почувствовал на них туго связанную верёвку.
– Ранен в ногу, сам не доковыляет! – над Жадимиром разговаривали двое смоленских ратников, приотставших от своих войсковых шеренг.
– Счас мы его вон к той группе полоняников определим!
Жадимир посмотрел в том направлении, куда указывал смолянин и наткнулся взглядом на безвольно бредущих полочан со связанными руками в количестве, наверное, до полусотни и под охраной всего трёх пешцев.
– Товарищ звеньевой! – громко прокричал один из пленителей Жадимира. – У нас тут раненный в ногу, выдели ему пару своих полоняников, пускай его доведут до лагеря!
Звеньевой выцепил из толпы пару здоровых человек, разрезав им верёвки на руках, и указал на боярина. С боярина быстро сняли все тяжёлые доспехи, подхватив Жадимира с двух сторон под руки, приподняли его и прыгающего на одной ноге повели в толпу полоняников, сразу тронувшуюся в путь.
"Вот я и отвоевался!" – с грустью подумал боярин, неуклюже припрыгивая.
Бежавшие с поля боя успели закрыться в городе, рассчитывая отсидеться за крепкими дубовыми стенами. К тому же, среди пленников ходили невнятные слухи или домыслы о подходе союзных Полоцку литовцев.
Сразу же по завершении боя я созвал военный совет. Необходимо было определиться, как именно будем штурмовать город, также требовалось срочно расставить полки на позициях и укрепить их на местности – на случай вылазки горожан или подхода к ним подкреплений.
– Расставим полки полукольцом, от Полоты до Двины. – Высказывал на совете свои мысли Бронислав, при этом неуклюже тыча указкой в схематичную карту Полоцка и его ближайшего пригорода. – У Полоты, напротив Великих ворот поставим 7–й батальон комбата Рядки с осадными орудиями и ещё пятый и шестой батальоны 2–го полка. Остальные войска поставим ближе к Двине, за исключением четвёртого батальона Аржанина – он у нас будет сторожевым и резервным. Две роты – десятую и одиннадцатую этого батальона расположим ниже по течению Двины, на дальних подступах к городу. Двенадцатую роту поставим на юге, вверх по течению Двины.
План Бронислава все присутствующие в целом поддержали, дополнив его в мелочах. У нас уже выработался определённый шаблон действий, применяемый при штурмах городов, серьёзно менять его не было никаких веских причин.
На всё про всё ушёл час времени. К этому времени подоспели донесения дальней конной разведки – в радиусе примерно двадцати километров никакого противника обнаружено не было. Эта новость всех окончательно успокоила. Полки и батальоны, под руководством своих командиров, занимали предназначенные им позиции и укрепляли их до самого вечера.
С наступлением ночи, решив все первоочередные задачи, связанные с передислокацией войск, мы провели, что называется «по горячим следам» «разбор полётов» – совместными усилиями проанализировали тактические схемы прошедшего боя, разложили его на отдельные эпизоды, внимательно рассмотрев каждый из них в отдельности. Воеводы, с плохо скрываемым азартом, выявляли друг у друга допущенные ошибки, упущения, недочёты в командовании, во взаимодействии полков и родов войск, оценивали действия противника, высказывали различные идеи, что и как можно было бы исправить или сделать лучше. Я на подобных советах брал на себя роль суда последней инстанции – одобряя или нет те или иные предложения, разрешал все возникающие спорные вопросы, в случаях, когда творческий процесс стопорился, тогда уже сам высказывал своё мнение по тому или иному вопросу, иногда подсказывал соображения различного характера воеводам при помощи наводящих вопросов.
Самое главное я замечал, что мозги моего «генштаба» от боя к бою, от штурма к штурму работают всё лучше и эффективнее. Мыслить воеводы стали критически, а не так как раньше – «одним махом – семерых побивахом», при этом полагаясь на эфемерные удачу или Божье благословение. Поговорку «на Бога надейся, а сам не плошай» из моих уст они слышали не один и не два раза. В общем, серое вещество в головах моих «генералов» по не многу переформатировалось в нужную мне сторону. Теория – теорией, без практики, как известно, она мертва. И десяток учебных боёв не заменит один реальный! А всех «не далёких», «буйных», «безбашенных» и прочих адреналиновых «наркоманов», априори не способных на глубокий критический анализ, вдумчивое, хладнокровное и осмысленное командование, выше ротного уровня я не поднимал. К тому же, все эти многочисленные «рубаки» были в массе своей малограмотными неучами, что уже официально, согласно Уставу, закрывало для них дорогу на уровень батальонного командования и выше. Но «Главный Военный Совет» (ГВС) – как я назвал военный совет, не был какой – то закрытой кастой. На подобные собрания регулярно привлекались перспективные ротные командиры, отличившиеся не только в боях, но и в речных сплавах, волоках и переходах. Вот так примерно мы с моими ротными, комбатами и полководцами и жили во время всей этой затянувшейся военной кампании. Учились не только по – новому воевать, но и ещё при этом думать, всегда и везде правильно применяя свой мыслительный аппарат, нарабатывая бесценный военно – командный опыт.
