Экран и Владимир Высоцкий - [79]

— Да, конечно. И я согласна с теми, кто говорит о том, что время надо ловить, иначе многое будет безвозвратно упущено. Из-за нашего невнимания к собственной культуре мы и так упустили очень многое. А это — горько.

Я помню и Высоцкого, знаю и мать его двоих сыновей Людмилу Абрамову. Я училась вместе с ней в мастерской Ромма до тех пор, пока не отстала в связи со съемками в фильме «Дикая собака Динго».

Так получилось, что снимались мы с Людмилой на «Ленфильме» в одно время. Я — в «Дикой собаке Динго», она — в «713-й просит посадку». Мы и прежде с ней очень дружили домами, до ее встречи с Высоцким. А на «Ленфильме»…

Смотрю, все чаще и чаще стали появляться Людмила и Владимир Высоцкий вместе. То в буфете, то в других студийных местах я их то и дело встречала. Тогда начиналась их совместная жизнь.

После общений на «Ленфильме» наши прерванные было встречи возобновились, — мои и моего мужа с Людмилой и Высоцким. Теперь мы встречались все вместе. До этого было другое — отдельная, независимо от Высоцкого (тогда его еще не было в поле зрения Людмилы) моя и моего мужа дружба с Людмилой. И было еще, нечто боле удивительное: дружба моего мужа с Высоцким, когда Володя не был с Людмилой знаком. Так причудливо переплелись наши четыре судьбы!

Не забуду, как мой муж, режиссер Файк Гасанов, привел к нам с бабушкой (я рано осталась сиротой и воспитывалась бабушкой) этого парня, совсем молодого Володю Высоцкого.

Встречу предваряли эмоциональнейшие уверения Файка в том, что придет к нам невероятный певец, неслыханный актер, что мы с бабушкой будем просто осчастливлены его приходом и искусством петь и играть на гитаре. И он пришел, и пел, и играл…

Мне это посещение было приятно, я увидела, что Высоцкий не только поет свои песни, но и играет в них за действующих лиц, и очень образно играет. Я поняла, что этот парень — не просто так, гитарист с дворовыми песенками, а интересный актер. От этой встречи шока, восторга, я, правда, не испытала, но ведь и Высоцкий то время еще не был тем Высоцким, каким стал впоследствии.

Зато как реагировала моя бабушка! Эта реакция достойна того, чтобы ее воспроизвести.

— Файк! — Закричала она, как только закрылись за Высоцким двери, — как тебе не стыдно, Файк! Кого ты к нам, в приличный дом привел! Забулдыгу, блатного парня, Бог знает кого привел! И что за исполнение, там голос не ночевал! И что за внешний вид — ни кожи, ни рожи! Я думала, кто-то вроде Вадима Козина придет, думала задушевные романсы послушать вечером, а это что? Да открой ты любые двери Бутырской тюрьмы, и оттуда всякий ворюга сможет тебе такое произвести, даже еще почище! Ох, Файк, Файк, этого я от тебя никак не ожидала. А еще в искусстве разбираешься, деятель кино!

Бабушка, действительно, готовилась к этой встрече несколько часов подряд. Что-то пекла и жарила, цветы в вазу поставила, сама нарядилась в белую парадную блузу. И вот тебе — «задушевные старинные романсы», «Вадим Козин».

Но напрасно она тогда так поняла Файка. Он Козина нам не обещал. А бабушкино возмущение он подытожил так:

— Я думаю, что не очень много времени пройдет, он покажет себя. Володя Высоцкий — гейий, и имя его будет греметь на весь шар земной.

Так сказал мой муж, и это было давно, более тридцати лет тому назад. И на это моя бабушка вздохнула и махнула рукой, а я просто не поверила такому блестящему предсказанию.

Потом мы все встречались не очень часто. Как родственники: зайдут в дом, посидят, поедят-попьют, покурят — уйдут. Тепло и привычно, без волнений. Это была не та, особая дружба, когда люди должны видеться часто, общаться с горячностью и восторгом, и упрекать друг друга, если один день прошел без телефонного звонка. Но мне по сердцу были эти милые, тихие отношения между нашими семьями.

Жили мы тогда все бедно: студенты! Наши семьи вещичками детскими делились, — по-человечески, по-родительски. А до этого еще, когда родилась моя дочь Ирада, кто, как Вы думаете, Ираде приданое купил? Кто его в родильный дом принес, кто меня оттуда забрать пришел? Людмила Абрамова. Студенты, с ее подачи, собрали Ираде на приданое, из своих скудных средств, а Людмила все это купила и привезла мне.

Я к ней очень тепло отношусь, испытываю и чувство глубокого уважения. В студенческие годы она вообще была недосягаемой величиной для всех нас, студентов-роммовцев. Глубоко образованная, знающая языки, тонко разбирающаяся в такой запрещенной тогда поэзии, как стихи Гумилева, Ахматовой, Цветаевой. Поэтому ей-то было интереснее дружить не с такими «новорожденными», как я, а с эрудитами вроде моего мужа, поэта-студента Китайгородского, Ягодинскопо. Вся эта троица друзей погибла трагически…

Боже мой, какое тяжелое, безгласное было время! Ничего нельзя, ни читать, ни писать. Ни говорить. Запреты, цензура. Мальчикам стало тошно такое существование, и они ушли из жизни. Володе Высоцкому тоже все запрещали, «не пущали». Но он тверже других оказался. Выстоял. Но какой ценой!! Вечная ему слава за его великое искусство. И вечная ему память за его не менее великое мужество.

Беседа с Игорем Николаевичем Ясуловичем