Экран и Владимир Высоцкий - [60]

Бывалый Жеглов может и смущаться. И актер удивительно симпатично показывает такое свойство Жеглова, как будто бы несоответствующее его характеру. Особенно ощутимо проявилось это во время провала версии Жеглова в отношении убийства Груздевым своей жены.

Жеглов привык к своего рода «царствованию» в МУРе. Это, конечно, не формальное, а особого рода духовное «правление». Высоцкий показывает почти в каждом кадре такое качество своего героя. Он — начальник отдела по борьбе с бандитизмом, и этого чина так просто не добьешься, его возможно заслужить не только верной службой, но и сложной, опасной работой, которая и показывается в сериале почти беспрерывно. Успехи в сыскном деле снискали Жеглову большое уважение среди коллег, начальства. Он командует, сам выстраивает события и направляет их. Высоцкий доказывает, насколько его герою такое положение вещей давно привычно. В своем кабинете, среди группы оперативников, он чувствует себя как рыба в воде, как дома. Садится на стол, облокачивается вольно, посылает каждого на задание безапелляционным тоном, уверенным баритоном. Актер дает заметить, что возражений Жеглов не любит, они его даже раздражают, возмущают. В сцене вызова его группы на место преступления, — убийства жены Груздева, — увидев «самовольные» действия Шарапова, он готов вступить с ним в конфликт: «Ты вот что, орел, с вопросами своими премудрыми воздержись пока! Понял? Твой номер шестнадцатый, помалкивай в трубочку, ясно?» Слова эти сочинил не Высоцкий, а братья Вайнеры, ну, а сказать, перевести их из букв в звуки, проиграть их надо было актеру. И он произнес их так, будто его герой и представить себе не может, что воспоследует какое-то возражение со стороны Шарапова. «Дуйте в Лосин-ку, переройте там все вверх дном… квартирную хозяйку и сожительницу (не зарегистрированы в ЗАГСе — не жена! Здесь Жеглов истый законник.) допросите, что он делал вчера, по минутам день, потом рысью обратно». Вызывает восхищение та непринужденность актера, с какой он произнес написанный для Жеглова текст. Ну, а быстрота, командирство, верховодство? Сценарный материал дает Высоцкому богатейшую возможность для того, чтобы все эти качества, наслоившиеся в Жеглове за время долгой службы и удачных раскрытий преступлений — показать воочию, в кадре, довести их до зрительского восприятия. И этим материалом Высоцкий пользуется свободно, как жонглер, смело, как каскадер, с силой и талантом своего теперь зрелого, мощного актерского великолепия. После этой работы почти каждый режиссер мог без опаски приглашать Высоцкого на самые сложные роли, ибо с этих пор он буквально купался в игре, как в самой любимой из стихий.

И еще о безапелляционности, о самоуверенности героя. Жеглову доложили, что «Груздев просится на допрос». Ликование Жеглова, — оно во всем блеске показано актером, — кажется беспредельным. Зря, мол, Шарапов, этот чересчур старательный юнец, так упорно искал оправдательных моментов для Груздева, поверил в какой-то мере в невиновность этого человека и, значит, осмелился поставить под сомнение компетентность его, Глеба Жеглова! «Сейчас Груздев каяться начнет! — возликовал герой Высоцкого и победоносно взглянул на Шарапова. — Все! Лед тронулся! Садись, Шарапов (как школьнику…) и наблюдай!». И актер «устроил» своему герою нечто вроде ложи в театре: он взволнованно, с нескрываемым любопытством зрителя уселся в своем кресле. Сейчас будет интересный спектакль… Но не тут-то было. «Невиновного человека в тюрьме держите! — Кричит Груздев, и требует разговора… с Шараповым, наедине. Он считает Шарапова человечным, вдумчивым следователем!

Когда, наконец, Фокса, настоящего преступника, поймали, невиновность Груздева была доказана, и Шарапов, — да и высшее начальство тоже, — «намекнули» Жеглову, что надо бы извиниться, — Жеглов повел себя непоследовательно. Чтобы не видеть олицетворенное свое поражение в лице Груздева, которого привели в кабинет для освобождения и соблюдения необходимых формальностей, начальник отдела по борьбе с бандитизмом вышел в другую комнату! Он спрятался, как сильно нашаливший и наказанный ребенок: так играет это состояние своего героя Владимир Высоцкий, вызывая немалое сочувствие к Жеглову. Какова причина такого сочувствия? Ведь Жеглов не только не прав, — он был на волоске от страшной ошибки, от вынесения неправильного приговора за убийство человеку, который к этому непричастен! Тайна зрительского сочувствия Жеглову открывается несложно: беспрецедентное обаяние актера вложено в этот образ, который на самом-то деле вовсе не является стопроцентным положительным героем. Жеглов, при всей искренней любви к справедливости, человек очень разный. И не совсем неправ Груздев, который попробовал предостеречь симпатичного ему Шарапова: «Он и через твой труп перешагнет, если понадобится. Для него люди — мусор!». Да, как, действительно поступил бы Жеглов с любимым своим Шараповым, если бы тот случайно оступился или если б Жеглову только почудилось бы, что друг его и коллега замешан в чем-то неблаговидном? Стал ли бы он упорно и скрупулезно доискиваться истины или, схватившись за голову, произнес бы: «Ах, Шарапов, Шарапов! Никогда бы о тебе такого не подумал! Кто бы мог предположить?!» Увы, последняя реакция кажется нам более соответствующей Глебу Жеглову. Но оттенок обвинения у Груздева все же неправильный: «Он и через твой труп перешагнет, если понадобится…» Это уже пахнет карьерными соображениями, ради которых Жеглов, по мнению Груздева, мог бы перешагнуть «через труп» Шарапова. Такое — не для Жеглова. При всем своем самолюбии профессионала, Жеглов не кажется способным думать о карьере, о чинах. Но неумолимость, повторяем, по отношению к преступникам у него великая: если такой способ существования присущ данному субъекту, то «он — должен сидеть!».