Экономика творчества в ХХI веке. Как писателям, художникам, музыкантам и другим творцам зарабатывать на жизнь в век цифровых технологий - [63]

Но в конце концов Саммус начала тяготиться своей ролью рэпера-гика. Она сказала мне, что ниша «может стать и даром и проклятием», какой бы прибыльной ни была. «Мне было нелегко следовать ее правилам», – говорит она, поясняя, что люди приходят на тот же Comic-Con, гигантское собрание компьютерных фанатов, с очень конкретными ожиданиями. «Если я хочу говорить о своей идентичности чернокожей женщины в академической среде, – уточняет Саммус, – я не найду понимания у аудитории, состоящей, в основном, из белых мужчин, желающих разговаривать об играх и мультфильмах». Она объяснила, что решила провести ребрендинг. Так появился «афрофутуризм», сменивший изначальную гик-тематику; вместе с этим Саммус сменила лейбл, и теперь сотрудничает с компанией, которая выпускает в основном панк-рок.

В тридцать один год Саммус рассчитывала, что ее активная карьера продлится не больше четырех-пяти лет. Когда мы разговаривали, она металась по стране, и ее голос был на последнем издыхании. Она сказала, что Mega Ran, рэпер-гик постарше, ставший ей кем-то вроде наставника, гастролирует 75 % времени, и ей не кажется, что ему удается себя обеспечить. Кроме того, Саммус надеялась в какой-то момент обзавестись семьей. В долгосрочной перспективе она планирует вернуться к преподаванию – теперь в качестве музыканта, а не технаря. Рэп, как она шутит, не предусматривает пенсии.

* * *

Заку Хёрду было тридцать четыре, когда он решил разрушить свою жизнь.

Он пытался попасть в музыку со времен учебы в колледже. Хёрд объединился с другом на выпускном курсе, и вскоре, по счастливому стечению обстоятельств, дуэт подключился к жизни колледжа, выступая с кавер-версиями и оригинальными песнями, получая до 1500 долларов за концерт. Чтобы сэкономить деньги, они арендовали квартиру, принадлежавшую тете его друга, в жилом комплексе недалеко от побережья Джерси, – двое начинающих музыкантов в море престарелых. Они пытались работать с продюсером, но, по словам Хёрда, он «был настолько предан идее “не продаться”», что эта попытка ни к чему не привела.

Вскоре Хёрд понял две вещи: он должен был действовать в одиночку и переехать в Нью-Йорк. Музыкант снял комнату в Уильямсбурге и нашел подработку. По его словам, это было ужасно унизительно. Он выяснил, чего стоит для других людей, в долларовом эквиваленте. Хёрд заканчивал работу, забегал домой за гитарой и спешил к открытому микрофону. Когда появилась соблазнительная вакансия в Музее Метрополитен, он засомневался. «Я точно делаю то, что хотел? – думал он. – Я что, собираюсь работать с девяти до пяти?» Но устроился туда: ему нужны были деньги, впрочем, за все время работы там он не воспользовался ни одной возможностью карьерного роста, как бы трудно ни было с деньгами. Он хотел сосредоточиться на своей музыке.

Хёрд самостоятельно записал пару альбомов, затем решил найти продюсера для третьего – кого-то, кто действительно знает, что делает. «Сотрудничать со студией – это было что-то новенькое, – сказал он. – Что-то для нее подходит, что-то нет». Он разместил свои треки на CD Baby, одном из первых онлайн-магазинов музыки. Много выступал, завоевывая сценическую репутацию. За запись, которую он сделал с продюсером, Хёрд получил премию Independent Music Award[59].

К тому времени Хёрду уже было тридцать пять, и он начал унывать. Расстался со своей девушкой, уже седьмой год работал в музее, город его вымотал. «Все время происходило одно и то же», – вспоминает он. Он понимал, что ему следует изменить свою жизнь и свою музыку, но не знал, как именно. Поэтому Зак уволился с работы, вернулся в Мэн, где вырос, – это было просто, он путешествовал налегке, – и приступил к подведению итогов.

В детстве Хёрд писал песни со своей младшей сестрой. Теперь она жила в Лос-Анджелесе, месте, которое он всегда любил. Туда он и отправился. Воспользовался деньгами с пенсионного счета, несмотря на протесты матери. «Это и есть пенсия, – думал он, – какая мне разница, если я все равно ничего не добился?» Однажды дома у сестры он открыл ноутбук, в который его друг-технарь загрузил Ableton, музыкальную программу, и начал дурачиться. Он записал сэмплы на своей акустической гитаре, затем порезал их и играл с ними, используя навыки, которые приобрел в Нью-Йорке. И тут его осенило. «Это было все равно что осваивать новый музыкальный инструмент, – рассказал он. – Как в двенадцать лет, когда я разучивал песни Nirvana. Я понял, что не хочу заниматься ничем другим». Хёрд понятия не имел, к чему приведет эта навязчивая идея, и все еще не понимал, что делать со своей жизнью, но это казалось правильным, поэтому он решил игнорировать страх. Вместо того чтобы спасовать, он удвоил ставку, бросив работу в ресторане, на которую ему удалось устроиться.

У бабушки и дедушки Хёрда был выставленный на продажу дом в Виргинии. Он вызвался проехать через всю страну, чтобы все подготовить, но перед отъездом из Лос-Анджелеса выложил один из своих треков на Spotify с названием, которое он дал новому проекту, – «Выступы залива» (Bay Ledges; отсылка месту в штате Мэн). «Эта часть, – сказал он мне, – была прямо как в кино». Друг позвонил ему из Виргинии: «Ты попал в “Свежие находки”», – сказал он. Песня «Невредимый (Рассказ о приведениях)» (Safe Safe Safe (A Chost Story)) – броский синтезаторный трек в духе SoCal