Экономика творчества в ХХI веке. Как писателям, художникам, музыкантам и другим творцам зарабатывать на жизнь в век цифровых технологий - [46]

Но именно этот вид искусства получает финансирование и признание, волнует застройщиков, проникает в галереи, что заполняют творческие районы, попадающие под перепланировки. И в результате появляются те оживленные кварталы, которые привлекают креативный класс, из-за которого повышается стоимость аренды, что хорошо для города: не для людей, в нем живущих, потому что им, видимо, придется уехать, а для самой территории – земли, недвижимости, хозяев места. Художники могут остаться, но только в том случае, если они перепрофилируют свою продукцию, как это было раньше, на экспортный и туристический рынки, а не потребляют ее сами, как те полинезийские островитяне, которые когда-то питались своими родными продуктами, а теперь вынуждены посылать их за границу и жить на переработанных продуктах питания. Хипстеры и яппи – это, в свою очередь, туристы, неизменно ищущие необычные впечатления и навсегда уничтожающие места, где их находят.

По богеме ностальгируют так сильно, что возникает распространенное убеждение, будто ее больше не существует, не может существовать в наши дни, в нашей эпохе. Но это оптическая иллюзия, своего рода эффект Гейзенберга[44], в котором сам акт наблюдения изменяет наблюдаемое. Стоит услышать о богемном сообществе, как выясняется, что оно уже распалось. Но мне повезло наткнуться на такое место, которое не только осталось нетронутым, но даже расширяется. Я сказал бы вам, где оно находится, но не хочу, чтобы его испортили.

7 Жизненный цикл

«Я не помню, как стал художником, – сказал скульптор и фотограф Вик Мунис, – но помню, как все остальные перестали ими быть». И если смотреть на график жизненного цикла творческого человека, на карьерную кривую от юности до среднего возраста и далее, обе половинки этого резкого замечания будут иметь смысл.

Большинство людей, с которыми я общался, тоже не помнят, как становились авторами. Они просто всегда ими были. Диана Шпехлер, писательница и путешественница, сказала, что хотела писать «с самого рождения», и хотя я догадываюсь, что это не стоит понимать буквально, но по крайней мере трое моих респондентов создали свою первую «книгу» еще до школы. Один начал читать в два года, другой – писать в три. Атия Джонс, та самая художница, работающая в смешанной технике, помнит, как в семь лет строила книжные полки из картонных коробок, вдохновившись передачей о ремонте, а потом в младших классах научилась шить, чтобы делать себе одежду. Примерно в двенадцать лет Дэвид Хинохоса, кино- и телепродюсер, написал Бену Аффлеку (он каким-то образом смог связаться с ним через CAA, агентство талантов), раскритиковал «Звездные войны. Эпизод I: Скрытая угроза» (Star Wars Episode I: The Phantom Menace) на десяти страницах и отправил Джорджу Лукасу, а также переписал весь сценарий финала «Сайнфелда». Брэд Белл, который вместе с Джейн Эспенсон создал веб-сериал «Мужья», был от природы артистичным ребенком. К двенадцати годам он уже знал, что переедет в Лос-Анджелес работать на телевидении, точно так же, как знал, что он гей.

У некоторых из моих собеседников и родители принадлежали к миру искусства – мать-иллюстратор, отец-музыкант, но не у многих. Кого-то в семье просто поддерживали в творческих начинаниях и стремлениях. Однако чаще встречалось отсутствие одобрения, и даже активное порицание как дома, так и в большом мире. Несмотря на то как мы воспринимаем любовь к творчеству, особенно у детей, талантливые ребята часто сталкиваются с враждебностью и неприятием. Джули Голдштейн, мультипликатора и режиссера-экспериментатора, как-то привезли к психиатру, потому что ее родители считали ее нервной девочкой. Она не нервная, сказал им психиатр, она творческая. Что касается подростков или молодых людей, которые выражают стремление к искусству, то мир одаривает их особым презрением.

Именно из-за того, что он увидел и в своей матери, и в своих сверстниках, Энди Джей Миллер, иллюстратор и подкастер, посвятил себя помощи начинающим художникам. Его мать, как он рассказывает, была творческой личностью, «прожившей трагическую жизнь. У нее был потенциал, перед ней были открыты все пути», но среда, в которой она воспитывалась, никогда не давала ей «никакого реального четкого представления о том, что можно сделать, обладая такого рода талантом». Также, по мнению Энди, у мамы был недиагностированный СДВГ (как, вероятно, и у многих творческих людей), и она всегда старалась двигаться в слишком многих направлениях одновременно. В детстве Миллеру часто говорили, что он похож на нее – такой талантливый мальчик, – но, как он вспоминал, «я уже был подростком и наблюдал, как ее жизнь разваливается, и как будто видел собственное будущее». В старшей школе группа сверстников Миллера состояла из таких людей, как он и его мама, и многие из них, а также те, кто был «гораздо талантливее», как сказал он сам, в конце концов, «потерпели крах и прогорели».

Позже, однако, когда Миллер начал читать о таких фигурах, как Стив Джобс, о странных творческих людях, которых боготворят в деловом мире и которых, предположительно, наберется один на миллион, они исключительно сильно напоминали ему его друзей. «Я все думал: они же повсюду, мы просто не видим их ценности, потому что у нас нет критериев». Энди считает, что проблема кроется в системе образования, в том, как она выявляет и воспитывает таланты. «Творческий IQ не соотносится с тем, что мы традиционно считаем обычной эрудицией, – сказал он. – Гипертворческого человека можно и не выявить с помощью тестов». Миллер описал свой собственный опыт как «быть пингвином в мире голубей: все задания, которые я выполнял, выглядели как летные испытания»: математика, спорт, то же самое с первой подработкой. «Все вокруг меня с легкостью парили в воздухе, – вспоминал он, – в то время как я ковылял по земле». Но когда он открыл для себя дизайн и иллюстрации, «это было как будто я впервые нашел озеро. Пингвины могут летать, только они делают это в воде».