Экономика творчества в ХХI веке. Как писателям, художникам, музыкантам и другим творцам зарабатывать на жизнь в век цифровых технологий - [47]

Некоторым из моих собеседников посчастливилось получить хорошее начальное образование: у них был репетитор по музыке, школа искусств, даже обычная государственная средняя школа, которая случайно предложила приличную программу. Для большинства детей, однако, как я отметил в четвертой главе, такие возможности сокращались еще с 1970-х годов, поскольку из-за урезания бюджета и сведения оценки знаний к математике и чтению искусство было общими усилиями выдавлено из программ государственных школ. В отсутствие правильного руководства, как сказал Миллер, «во многом приходится разбираться самостоятельно». И очевидно, что многие из тех, с кем я говорил, так и поступали. Они были жесткими, волевыми и целеустремленными – а может, просто настолько плохо учились в школе, что их семьи сдались. Конечно, у меня довольно предвзятая выборка, так как все мои респонденты по определению (как выразился бы Вик Мунис) не переставали быть художниками. Скольких начинающих авторов система просто ломает, мы не узнаем никогда.

У многих моих респондентов были ресурсы. Обычно это деньги. Я уже отмечал, что художники, как правило, происходят из относительно богатых семей, и многие из тех, с кем я разговаривал, выросли в верхней прослойке среднего класса. Их родители оплачивали колледж, магистратуру или первую квартиру. Одной девушке родители купили дом, где она не только жила, но и сдавала свободные комнаты, получая прибыль. Некоторые мамы и папы предлагали своим детям подработку – кто-то получал дополнительные деньги, редактируя научные статьи отца, – или сводил их с людьми, которые могли их трудоустроить. Кого-то поддерживали супруги – муж или жена. Таковы реалии, которые люди склонны скрывать, но вряд ли они могут кого-то шокировать. Один музыкант признался: «Немного стыдно, но я думаю, что это, наверное, обычная практика, иначе как еще можно все время заниматься делом, которое не приносит дохода?» Что ж, хороший вопрос.

Я также с удивлением обнаружил, что даже те, чей успех не зависел от денег семьи, имели доступ к ресурсам другого рода. Для некоторых это означало культурный капитал. Отец одной из респонденток был профессором религиоведения; она выросла в бедности, но за обеденным столом звучали цитаты на латыни. Для других таким ресурсом стало воспитание вместе с богатыми людьми и возможность наслаждаться, как говорил независимый кинорежиссер Мика Ван Хоув, «крошками с их стола». Ван Хоув, напоминаю, вырос в Охае, Калифорния, маленьком городке с большим экономическим неравенством, и обучался на полной стипендии в местной частной средней школе. Атия Джонс взрослела в бедной черной части Бруклина, но ее мать настояла на том, чтобы девочку поместили в лучшую (потому что «белую») среднюю школу в другом районе, где она посещала уроки керамики и фотографии. В некоторых случаях жизнь в культурной столице и эффект «крошек с чужого стола» шли комплектом, и первый фактор обеспечивал второй. Моника Бирн, та, у которой в семье цитировали латынь, получила полную стипендию в Уэллсли. Николь Дикер, романистка и онлайн-обозреватель, отец которой – профессор музыки, получила стипендию в Майами, штат Огайо.

Среди художников, у которых я брал интервью, было несколько «поздних цветков», людей, которые начали заниматься искусством, уже преодолев подростковый возраст, но даже они не были очень уж «запоздалыми» – начинали в колледже или, в крайнем случае, лет в двадцать. Только одна из респондентов, иллюстратор Лиза Конгдон, которая не брала пера в руки до тридцати двух лет, была полноценной взрослой в начале творческого пути. И хотя такие истории, как ее, вдохновляют, они настолько редки, что не просто исключительны, но даже фантастичны. Нам нравится верить, что никогда не бывает слишком поздно, но на самом деле – бывает, причем часто. Жизнь несправедлива. Заниматься искусством, как и любой физической или умственной подготовкой, лучше всего с раннего возраста. Ресурсы, которые мы отдаем детям и молодежи, через семью и школу, в подавляющем большинстве случаев определяют, кто и чем в итоге будет заниматься. А это значит, что не столько жизнь несправедлива, сколько мы сами.

* * *

В общем, ты решаешь, что хочешь быть художником. Ты заканчиваешь колледж или вообще не поступаешь, или бросаешь учебу, или получаешь степень магистра искусств, а затем переезжаешь в центр, чтобы приступить к делу. Первое, что с тобой случится, – это превращение из героя в ноль. В школе ты, конечно, был звездой – иначе тебе вообще не пришла бы в голову подобная затея, – или, по крайней мере, учителя и сверстники обращали на тебя внимание. Теперь всем по барабану, потому что ты – дерьмо. Теперь тебя сравнивают не с остальным классом, а со всем миром. Художник по инсталляциям Джо Терстон отметил, что «к тебе очень серьезно относятся в художественной школе», а потом «ты приезжаешь сюда и работаешь барменом». Та-Нехиси Коутс обсуждал этот этап на WTF, юмористическом подкасте Марка Марона. «Я часто подумываю написать о том, что происходит, когда люди приезжают в Нью-Йорк с большими амбициями, – сказал он, – и о том, как город в течение первого года тебя топчет, а ты пытаешься понять, как тут все устроено, и это кошмарный период». Марон признает, что в Лос-Анджелесе все так же: «Ты не знаешь, что ищешь, ты не знаешь, как это работает, и если ты идешь вслепую, вооружившись только номером телефона одного нужного человека, то все равно пребываешь в неведении, а все надежды возлагаешь только на эти цифры». Во время своего краткого пребывания в Лос-Анджелесе Мэттью Рот, писатель-хасид, рассказал, как он думал, что если пройти мимо студии Paramount («это примерна миля пути»), то «рядом будет проезжать какой-нибудь исполнительный продюсер и скажет: “Эй, давайте возьмем этого парня на телешоу!”» Стоит ли говорить, что так не бывает.