Экономика творчества в ХХI веке. Как писателям, художникам, музыкантам и другим творцам зарабатывать на жизнь в век цифровых технологий - [42]

Именно такая логика привела к тому, что за последние пару десятилетий многие города включили художественный компонент в свои схемы перепланировки: арт-районы, художественные прогулки, многофункциональные площадки для перформанса, ярмарки и биеннале, музыкальные и кинофестивали, дизайнерские сооружения и пространства (набережные, амфитеатры, пешеходные мосты и торговые центры, реконструированные железнодорожные пути). Города начали целенаправленно и масштабно (искусственно, сказали бы некоторые) то, что художники давно делали непреднамеренно: запускать цикл джентрификации, привнося дух творчества в окружающую среду. Благодетели, руководившие промышленными городами конца XIX века, начала и середины XX века – Рокфеллеры и Карнеги, открывавшие музеи, библиотеки и концертные залы, – поддерживали культуру как самоцель, как общественное благо, социальную ценность, предмет местной и национальной гордости. Сегодняшние плановики и плутократы ценят ее за способность раскачивать экономику.

Это означает, что они также могут обойтись без культуры, если найдут вариант получше. Флорида намекает на идею, что вращение среди всех этих художников каким-то образом делает разработчиков приложений и клинических исследователей более творческими людьми, но он никогда не пишет об этом прямым текстом, потому что эта идея звучит не особо убедительно. Искусство и ориентированный на рынок «креатив», в конце концов, слишком отличаются друг от друга и по целям, и по методам, чтобы хоть как-то взаимодействовать. Правда в том, что города постепенно понимают: они вполне могут существовать и без искусства. В документальном фильме «Владелец магазина» (The Shopkeeper), о музыкальном продюсере Марке Холлмане, чья старейшая в Остине звукозаписывающая студия уже давно находится под угрозой закрытия, есть один отрезвляющий момент. «Если Марк продаст Congress House[37], – заметил кто-то, – для города ничего особо не поменяется». Территориям нужна «творческая индустрия» – они хотят быть частью «креативной экономики», – но интересует их нечто другое: программное обеспечение, промышленный дизайн, средства массовой информации, реклама, мода и, возможно, более капиталоемкие разновидности, такие как архитектура и кинопроизводство, но не искусство как таковое.

В нью-йоркском районе Челси, который долгое время являлся центром мира искусства, «предпочтительные арендаторы», вытесняющие все, кроме крупнейших галерей – по мнению ARTnews, это «технологические стартапы с венчурным финансированием». И Челси – это только начало. «От самого Нью-Йорка, – сказал мне Ноа Фишер, – а также по всей области залива Сан-Франциско появилась новая группа людей, которые соревнуются за одно и то же промышленное пространство»: среди них не только зарождающиеся технологические фирмы, но и люди, вовлеченные в «культуру созидания», миллионеры из любителей, освоивших вторую профессию, мастера, делающие что-то для Burning Man («Горящий человек»)[38], – «субсидируемые люди, которые проникают в вены и артерии капитализма через Кремниевую долину». К ним можно добавить индустрию «марихуаны для отдыха», распространившуюся по Западному побережью и за его пределами, которая находится в постоянном поиске больших крытых помещений в непосредственной близости от городских рынков.

Сейчас многие художники ощущают, что цикл джентрификации даже на уровне района может обойтись и без них. «Все упирается в еду, в пищевые привычки, – сказала мне Лиза Соскольне. – Именно они нужны для джентрификации территории. Этот путь настолько ясен, настолько неизбежен, что любой район с приличной архитектурой или удобной веткой метро рано или поздно попадет под эти изменения. Так что художники не обязаны прокладывать путь, чтобы показать застройщикам, где находится крутой, хипстерский район. Его можно обустроить где угодно».

* * *

Люди искусства, как правило, не первые и не единственные жертвы джентрификации, и до того, как стать гонимыми, они играют роль гонителей. Обнаруживают и колонизируют (если говорить максимально точно) не просто пустые складские районы, но и влезают в существующие общины, особенно в переполненных городах наподобие Нью-Йорка. Нужно ли уточнять, что почти всегда это многонациональные сообщества. Жилье стоит дешево, потому что там живут бедняки, а бедны они из-за многих десятилетий недостаточного инвестирования и дискриминации, а ранее – и того хуже. Даже такие опустевшие места, как Детройт, легендарный рубеж с жильем за 500 долларов, осиротели по тем же причинам, а участки и дома без жителей превратились в шрамы экономического и физического насилия. Художники могут быть и бедными, но они еще и белые, и образованные, со всем социальным капиталом, который сопутствует этим фактам. Они нищие, но по своему выбору, и при этом связаны с людьми далеко не низкого достатка со всем вытекающим из этого доступом к финансовому капиталу. Теоретически белые художники могут жить бок о бок с бедными цветными, но на практике равновесие в такой ситуации весьма недолговечно. В нашей стране главная жилищная программа для художников выглядит как выселение афроамериканцев.