Экипаж боцмана Рябова - [19]

— Кафтан? — изумился режиссёр.

— Кафтан Ивана Рябова? — переспросил главный кинооператор.

Пришлось Вяче всё рассказывать по порядку. А в конце он добавил:

— И кажется, наш боцман Рябов прямой потомок лодейного кормщика. А какой у него трёхмачтовый парусник! «Буревестником» называется. Вот бы его тоже снять для кинокартины.

Кинематографисты слушали Вячу и удивлялись: мальчик был необычайно силён в истории.

— А ведь парусник-то следует посмотреть, — заметил Савва Кириллович. — Ничего не потеряем, а, может быть, что-нибудь и приобретём. Как вы думаете, Яков Наумович?

— Хорошо, поедем, посмотрим этого «Буревестника», — согласился режиссёр.

Вяча позвал своих друзей, и они перегнали «Ласточку» к месту, где размещались кинематографисты.

— Эге, — воскликнул Савва Кириллович, увидев маленькое судёнышко, — при некоторой гримировке оно может пригодиться!

— Я буду управлять этой бригантиной, — сказал царь Пётр. — А мальчиков переоденем в «потешных». И ты, Саввушка, сотворишь гениальные кадры!

В гостях у боцмана

Ей бы, как всегда, под парусом самоходно скользить по речному простору, а её унизительно тащили на буксире. Со снятой мачтой, со сложенными под банки вёслами «Ласточка» как-то сразу сникла. Она зарывалась носом в волну, словно сопротивляясь и стараясь освободиться от буксирного троса.

Всё объяснялось тем, что в распоряжении режиссёра был быстроходный портовый катер. Он и тащил «Ласточку» туда, где стоял «Буревестник».

На катере вместе с режиссёром и главным кинооператором были Егор и Вяча Полянкин. На «Ласточке» для управления остались Антон и Ян Эрмуш.

Радушно встретил гостей Степан Иванович. Он, конечно, сразу догадался, кто приехал.

За многолетние плавания в дальних морях на борту «Буревестника» побывали и многие прославленные капитаны, и учёные с мировыми именами. Однажды советский парусник посетил даже король — его величество. Но кинорежиссёры и кинооператоры ещё никогда не ступали на его палубу.

— Прошу в кают-компанию! Братцы-матросы, что же вы не предупредили о приезде? Ну ничего, на пеньковом конце четыре узла… Егор, Антон, занимайте гостей. А я приведу себя в порядок и кое-что приготовлю.

Савва Кириллович, как увидел боцмана, так и впился в него взглядом: как будто внешне Степан Иванович ничем особенно не примечателен, а ходит, говорит, улыбается так, что тут же хочется нацелить на него объектив кинокамеры.

Боцман Рябов явился для Саввы Кирилловича той желанной натурой, какой перед этим предстала Северная Двина, потом «Ласточка», а потом и «Буревестник» с его мачтами, палубными надстройками, трапами, леерами, кнехтами.

— Колорит! — восторгался Савва Кириллович. — Подлинный колорит, а не дешёвая экзотика. Натура!

— Из вашей натуры я согласен только на парусник. Но придётся его переделать, замаскировав под шведский фрегат. Поговорим с директором картины и купим «Буревестник», — сказал режиссёр.

Все четверо матросов «Ласточки» переглянулись. Как так — русский, советский парусник превратится во вражеский фрегат? Конечно, это временно, и он даже появится в кинокартине, но всё-таки обидно.

— Нужно попросить режиссёра, — тихо предложил друзьям Егор, — чтобы в картине перед началом написали: в роли шведского фрегата — советский парусник «Буревестник». Ведь будет же написано: в роли Петра Первого артист Мелкишев.

— Не напишут. Скажут: «Неодушевлённый предмет…», — охладил его пыл Вяча.

— Пусть снимают, — решительно заявил Антон. — Мы-то будем знать и другим будем рассказывать про наш «Буревестник». А я кинокамеру непременно сделаю. Тогда ещё сами поснимаем.

Степан Иванович возвратился в новеньком кителе с якорями на блестящих пуговицах и принёс столбик вставленных друг в друга стаканов и стопку тарелок.

— Егор и Ян, на камбуз! Антон, со мной в кладовую! Вяч, развлекай гостей. Боцман на баке. Якорь чист.

Он снова исчез и вскоре появился с подносом. За ним — Егор с огромным, чисто надраенным чайником и Ян — со сковородой жареных сигов. А Антон принёс две буханки хлеба.

— Спиртного вообще-то не держу, — сказал боцман, открывая бутылку портвейна. — Но представительские для гостей храню. Пар на марке должен быть. И ветер в парусах! Братцы-матросы, разливайте чай! Дорогие гости, сиги своего улова.

При этих словах Яков Наумович вдруг привстал, лицо его вытянулось, но так же моментально округлилось в блаженной улыбке.

— Так вы, Степан Иванович, и рыболов ещё?

— Да как же у моря и на реке жить — и не рыбачить?

— О, это моя страсть — рыбная ловля! — загорелся Яков Наумович. — И что же вы ловите?

— Ловил и сёмгу, и кету, и треску, и морского окуня, и палтуса, и зубатку. Гарпунировал и белуху— это уже зверь. На забаву и морской чёрт попадался. А на Двине ясно что — сиг и камбала, щука и окунь, подъязок и сорожка. Это плотву у нас сорогой называют. А для ухи самое лучшее — ёрш сопливый. Да это вы знаете.

Оказалось, Якова Наумовича хлебом не корми — дай поговорить о рыбной ловле. Он засыпал боцмана вопросами. Его интересовало всё — от тралов и становых неводов, от рюж, мережек, бродней и поездов до продольников-перемётов, жерлиц и мормышек. В теории рыболовства он был академиком.