Екатерина Вторая и Г. А. Потемкин. Личная переписка (1769-1791) - [426]
1161. Екатерина II — Г.А. Потемкину
3. Х.1791
Автограф. РГАДА. Ф. 5. Д. 85. Ч. 1. Л. 429.
Публикация — PC, 1876, декабрь. С. 652.
Последнее письмо государыни князю. Этим же числом помечено ее письмо графине А.В. Браницкой, в котором говорилось: «Графиня Александра Васильевна! Из письма Вашего от 27 сентября вижу я, что Князю есть полегче; но со всем тем я весьма безпокойна о его состоянии. Пожалуй, останься с ним; а пуще всего, чтоб во время продолжительного выздоровления поберегся. Прощай, душа, Бог с тобою» (АКБ. Кн. 25. С. 467).
>1Письмы твои от 25 и 27 я сегодня чрез несколько часов получила… — Эти письма (и письмо Браницкой) курьер доставил в Петербург за 6 дней.
>2 И доктора твои уверяют, что тебе полутче. — Из присланного Поповым журнала докторов и из его письма от 27.IX можно было сделать вывод, что кризис уже миновал. Поэтому в письме к Браницкой (и в настоящем письме) Екатерина выражает надежду на выздоровление, хотя на душе у нее тревожно. 3.Х Храповицкий записывает: «Два курьера, что Князь Потемкин опасно болен и теперь еще лихорадка продолжается; он приобщен Святых Тайн; послано описание болезни от Массо и Тимана; слезы».
1162. Г. А. Потемкин — Екатерине II
4. Х.1791
Подлинник без подписи. Приписка — автограф. РГВИА. Ф. 52. Оп. 2. Д. 22. Л. 191.
Публикация — PC, 1876, декабрь. С. 652.
Слова «одно спасение уехать» написаны прыгающим, угловатым почерком и читаются с трудом. Журнал «Русский Вестник» в большом и богато документированном исследовании о Потемкине (автор А.В. Висковатов) приводит сведения о последних днях князя. Так, там сообщается, что 2.Х Потемкин подписал свое полномочие на ведение переговоров Самойлову, Рибасу и Лашкареву. 3.Х он подписывал бумаги Черноморскому Адмиралтейскому правлению, а также ордера Фалееву и майору Фрелиху. «То были последние его почерки», — сообщает автор, не зная о приписке на настоящем письме. Попов в письме к императрице от 4.Х подробно рассказывает о происходящем. «3-е число сего месяца Его Светлость Князь Григорий Александрович провел всю ночь и до десяти часов утра в таком состоянии, которое приводило в отчаяние всех медиков. Девять часов не находили они пульса. Его Светлость не узнавал людей, руки его и ноги были холодны, как лед, и цвет лица весьма изменился. К полудню, благодарение Богу, опасность миновала, но жестокость страданий его умножила в нем слабость. Не взирая на оную, Его Светлость непрестанно требовал, чтоб везли его отсюда. На 4-е число Его Светлость проводил ночь довольно покойно и, хотя сна совсем почти не было, но не было и тоски. Как выезд из Ясс назначен был по утру, то Князь поминутно спрашивал: „Который час? и все ли готово?“ (Далее Попов описывает, как рано утром, несмотря на густой туман, Потемкин приказал положить себя в большие кресла и в них снести к карете.)… Тут Князь подписал письмо к Вашему Императорскому Величеству (не подписал, а сделал приписку. — В.Л.) и в восемь часов пополуночи пустился в путь своей к Николаеву. С Его Светлостию поехали, но в других экипажах, Графиня Александра Васильевна Браницкая, Генерал-Порутчик Князь Голицын, Генерал-Маиор Львов и оберштер-кригскомиссар Фалеев, доктора Тиман и Массот и штаблекарь Санковский. Всю дорогу ехали тихо и в два часа пополудни прибыли благополучно на первый ночлег в село Пунчешты, в тридцати верстах отсюда. Доктора удивляются крепости, с которою Его Светлость совершил переезд сей. Они нашли у него пульс лучше и гораздо более свежести в лице. Жаловался только, что очень устал. Естьли Его Светлость следующую ночь проведет сносно, то мы уверены о скором его выздоровлении в Николаеве, тем паче, что Его Светлость восприял несумненную о том надежду и сия надежда сильно в нем действует» (Автограф. — РГВИА. Ф. 52. Оп. 2. Д. 94. Л. 24-26об.).
Попов не поехал с князем, приказавшим ему «остаться здесь на некоторое время в разсуждении начинающихся конференций… Рейс-эфенди был болен, тож и Мурузий, драгоман Порты, но как уже они теперь на ногах, то и положено послезавтре первый иметь съезд, и все, что только возможно, будет употреблено к скорейшему совершению мирного дела. Князь Николай Васильевич (Репнин. — В.Л.) выдержал горячку и после оной, испрося отпуск, отправился в Москву» (Из письма Попова к Безбородко от 2.Х. Автограф. — РГВИА. Ф. 52. Оп. 2. Д. 38. Л. 39-39об.).
В эти самые дни Храповицкий записывает в Дневнике: «4 октября. Поутру Рожерсон (придворный лейб-медик. — В.Л.) донес Ея Величеству, что Сутерланд едва ли день сей переживет: он умер во втором часу пополуночи…» Это сообщение о смерти придворного банкира Р. Сутерланда накануне смерти Потемкина послужит основанием для одного из мифов, о которых речь ниже. «11 октября, — продолжает записывать Храповицкий, — в обед приехал курьер, что 1-го октября Князю Потемкину опять хуже: — опять слезы и отчаяние. В 8 ч. пустили кровь, в 10 легли в постель. 12 октября. Курьер к пяти часам пополудни, что Потемкин повезен из Ясс и, не переехав сорока верст, умер на дороге, 5-го октября, прежде полудня… Слезы. — Жаловались, что не успевают приготовить людей: теперь не на кого опереться».
