Екатерина Великая. Завершение Золотого века - [3]

Безбородко поморщив губы, задумчиво добавил:

— Да-а-а. Сия лихорадка и усугубила его старую болезнь — чахотку. Или напротив — чахотка усугубила лихорадку.

Присутствующий здесь Храповицкий, перекрестившись, молвил:

— Царство Ему Небесное.

— Царство Небесное, — помянула его и Екатерина. — К слову сказать, — сказала она, — адъютант покойного поведал нашему послу, что даже на смертном одре, несмотря на тяжкие страдания, император продолжал заниматься государственными делами до последнего дня, до двадцатого февраля. — Екатерина всхлипнула, и, отвернув лицо, вытянула из рукава носовой платок.

— Жаль, у покойного нет детей. Каков же теперь новый император в Австрии? — спросил Храповицкий.

Екатерина повернулась, не сразу поняв вопрос, поглядела на него покрасневшими глазами.

— Известно каков, — сказала она, после небольшой паузы. — Его младший брат, Леопольд, коий прежде был герцогом Тосканы. Сказывают — он способный и умный правитель. При нем италийская Тоскана расцвела. Но он не любит воевать, мыслю, изрядно труслив, коли так быстро подписал с турками мир.

Она взяла со стола один из конвертов, вынула сложенный лист и зачитала:

— Король Немецкий, Король Венгрии и Чехии, император Священной Римской империи, — она подняла глаза. — Вот ныне, каков его титул.

Храповицкий заметил:

— Габсбурги — древний род, они ведь правят с конца тринадцатого века.

Граф Безбородко добавил:

— Императоры Римской империи правят уже пять сотен лет… Однако, — озабоченно отметил он, — скорее всего, Леопольд, как и Фридрих-Вильгельм, полностью изменит политику в своей стране.

Екатерина, подумав с минуту, возразила:

— Не думаю, что есть на свете второй такой упрямый и неумный король, как сей Фридрих. Буде сей новый Фридрих, хоть как-то похож на своего дядю — «старого лиса», то для нас оное было бы не худо. Нет, весьма жаль, что император Иосиф так рано ушел в мир иной, — сокрушенно попеняла она, паки приложив платок к глазам.

Храповицкий снова перекрестился, молвив:

— Князь Потемкин-Таврический тоже был весьма хорошего мнения о покойном императоре.

— Князь писал мне, что его племянник Франц, сын Леопольда, является Главнокомандующим австрийских сил. Сей племянник обнаружил личное мужество, воюя с турками.

— Я полагал, что командующий у них фельдмаршал Лаудон, — удивился Храповицкий.

Императрица усмехнулась:

— Видимо, они делают оное вместе, поелику и результаты не самые лучшие.

Глядя в окно, она задумчиво заметила:

— Естьли бы Иосиф так сильно не болел перед смертью, он бы уже направил войска во Францию, на защиту своей сестры Антуаннеты. Узреем, как себя соизволит повести Леопольд. Император же Иосиф был человеком своего времени: просвещенный, умный, дипломатичный и… очень красивый, хоть и не в моем вкусе.

Образ императора Священной Римской империи стоял перед Екатериной. Она подумала о том, что всю жизнь ей нравились большие, вернее сказать, богатырского роста мужчины, светловолосые и голубоглазые, похожие на покойного Иосифа Второго. Но после того, как она увидела красоту смуглого, черноволосого, худощавого венесуэльца Миранду, у нее изменился вкус. Скорее всего, сие и явилось причиной того, что она выбрала себе Платона Зубова, не устояв пред его черными глазами и черными же кудрями. Едино, ее беспокоило, что в новом любимце, опричь внешности, было что-то авантьиристическое в характере, как и в Миранде.

* * *

Морские сражения со шведами весной девяностого года начались для императрицы паки несчастливо. В Петербурге слышалась пальба шведских пушек. Приходилось прибегать к крайним мерам. Кто-то подал даже мысль сформировать отряд из караульных солдат, стороживших правительственные здания. Екатерина теряла крепость духа, и дабы не истребить его в себе, прибегала к чтению философских книг. Она находилась в непривычном для нее нервном возбуждении: от крайнего отчаяния переходила к радости и наоборот.

Вскоре императрица паки вызвала главнокомандующего Балтийским флотом Василия Яковлевича Чичагова в столицу. Еще в начале апреля, министр Адмиралтейств — коллегии, Иван Григорьевич Чернышев, предложил на рассмотрение прожект рескрипта, в котором возлагал основную задачу военных действий на сухопутные войска и галерный флот. Вместе с адмиралом Василием Чичаговым, они положили, что корабельный флот должон был прикрывать операции в Финском заливе, и при появлении неприятеля, употребить все тщание и разбить его. Они разумели, что шведский флот нельзя было назвать слабым: он насчитывал более двадцати линейных кораблей, двенадцать фрегатов, тринадцать различных судов под флагом брата короля Густава, храбреца — герцога Зюдермаландского.

Чичагов, докладывал, что, не имея ни времени, ни возможности проводить учения под парусами необученных экипажей, будет делать упор на артиллерийскую подготовку. Моряков должно было научить быстро и метко стрелять в цель с кораблей, не двигающихся, а стоящих на якоре. Посему, давая отпор нападавшим шведам, Чичагов положил первоначально наблюдать, в какую сторону они направятся.

Второго мая на море шведам не поздоровилось, понеже имело место сражение на рейде порта Ревель. Сей бой стоил шведам больших потерь. Вновь адмирал Василий Чичагов добился нейтрализации противника с относительно небольшими потерями, которые с лихвой компенсировали трофеи. Шведы у Ревеля потеряли два корабля, убитыми шестьдесят один человек, семьдесят — ранено, в плен взято более полутысячи матросов! Русские потери составили всего лишь девять человек и тридцать раненных.