Екатерина Великая. Завершение Золотого века - [2]
Проведя два часа с адмиралом Чичаговым наедине, государыня Екатерина Алексеевна, с легкой душой, попрощалась с ним, понеже старый адмирал обещал раздавить шведский флот.
Пользуясь тем, что русские воевали на два фронта, Польша, угражая, собирала свои войска на российских границах. Пруссия, Британия и Голландия, опасаясь возраставшего могущества России, готовились, под предлогом необходимого политического равновесия, помогать Турции и грозили войною, естьли не будет заключен мир с Портой. Условием заключения мира предполагалось возвращение русскими завоеванных областей, на что гордая Екатерина не собиралась соглашаться.
Сам же Главнокомандующий Светлейший князь Григорий Потемкин-Таврический проживал в Яссах, превратив свою жизнь в ряд великолепных празднеств. Обеды и рауты сменялись балами. Оркестр, как всегда, в триста человек, под управлением композитора Сарти, ежедневно звучал в саду или богатых покоях светлейшего. Цветник красавиц, промеж коих, особливо, выделялись Прасковья Потемкина, жена его племянника Павла Сергеевича, и княгини Гагарина и Долгорукова являли собой украшением всех, учиненных Потемкиным, праздников. Как водилось у князя, тосты за этих представительниц прекрасного пола сопровождались грохотом пушек, во время десерта им раздавались брилльянты. Поначалу Григорий Александрович усиленно ухаживал за княгиней Прасковьей Юрьевной Гагариной, внучкой генерал-прокурора Никиты Трубецкого и родной племянницей графа Петра Александровича Румянцева. Она была в тягости, и князь обещал ей собрать мирный конгресс по составлению мирного договора с турками в ее спальне. На одном из таких праздников, Григорий Александрович, в порыве страсти, обнял княгиню при всех. Взбалмошная и дерзкая Гагарина ответила ему звонкой пощечиной. Не ожидавший подобной реакции, побледневший князь Потемкин, вскочил и вышел из комнаты. Со страху, гости, как одеревенели, не в силах и слова вымолвить. Но чрез колико минут Григорий Александрович паки появился среди гостей: красивый, веселый, широко улыбающийся. Выше всех почти на голову, он, распространяя вокруг себя парфюм, и какой-то необъяснимый магнетизм, подошел к Гагариной. Сделав вид, будто ничего особливого не случилось, дескать, так бывает с женщинами на сносях, князь, поцеловав ей руку, поднес ей красивую брошь из сердолика. Немного опешившая княгиня, победно улыбнувшись, приняла подарок. Казавшийся испорченным праздник, вновь продолжился. После бала, и непредсказуемая княгиня, и ее муж, генерал-майор князь Федор Сергеевич Гагарин ожидали какие-нибудь малоприятные действия со стороны Светлейшего, но, к их радости, все обошлось безнаказанно. Да и, к слову сказать, они знали, что князь Потемкин, никогда не был мелочным и мстительным.
В самом начале марта, Главнокомандующий князь Потемкин у себя в ставке, и императрица Екатерина Алексеевна в Санкт-Петербурге, получили известие о том, что после двух месяцев особливо мучительной болезни скончался император Иосиф Второй, и прусско-австрийский конгресс в Рейхенбахе изменил свою политику в отношении русских интересов. Вестимо, со смертью императора Иосифа Второго, политика страны, бессомненья, поменяется. Сие печальное известие на некоторое время даже выбило государыню из колеи. Она ценила своего верного союзника, такового же, как и она, деятельного реформатора, искренне любящего свою страну. Теперь, когда на Австрийский престол взошел брат Иосифа Второго, Леопольд, с детства не любящий войну, ни для кого не стало удивительным, что он был вынужден, под давлением соседственных стран, заключить мир с Турцией.
Россия осталась одна, окруженная врагами. Екатерина не владела собой от негодования, пеняя на отвратительного выскочку Фридриха-Вильгельма, коий диктовал свои правила всем соседственным странам. Она почитала его за дурака, и, когда Прусский поверенный в делах, Гюттель, почувствовав как-то себя на приеме во дворце дурно, упал, поранив себе лицо, Екатерина не преминула едко пошутить, сказав, что Пруссия сломала себе нос на ступенях русского трона.
Главнокомандующий армиями, князь Григорий Александрович Потемкин, теперь поневоле, должон был ограничиваться обороной взятых крепостей, так как получить подкрепления войсками было неоткуда. Думать о Константинополе теперь не было никакой возможности. Он даже предпринял первые шаги мирных переговоров с турками, однако они никак не хотели договариваться.
Сидя за своим столом, упражняясь с документами, государыня Екатрина Алексеевна горестно говорила:
— Лихорадку, как и Светлейший князь Потемкин, цесарский император Иосиф, вестимо, подхватил на полях брани. Лучше б он сидел у себя во дворце!
— Может статься, — отозвался Александр Храповицкий.
— Князь Таврический, — откликнулся граф Безбородко, — пенял на него, что вместо того, чтоб концентрировать силы, покойный рассредоточивал их на непрочные кордоны по всей длине своих границ.
— Думаешь, из-за оного и были неприятности на фронте?
— Да, Ваше Величество! И поелику их принц Саксен-Кобург Заальфельд не сумел с первого раза взять ни Хотин, ни Белгород.
София Волгина с детства интересовалась отечественной историей. Написав роман о депортации российских греков, охватив историю полувекового периода их жизни, она не думала, что когда-то напишет о еще большем. Тема России, ее духовного развития, поднятие русского духа, развитие экономики, культуры, международного положения, любви и преданности Родине, чувства гордости принадлежности своему народу и многие другие аспекты истории страны всегда были ей не безразличны. Сама гречанка, она хотела показать, как немка Ангальт-Цербстская принцесса, волей судьбы оказавшаяся на русском престоле, стала русской духом и почитала русский народ лучшим в целом свете.
Третья книга Софии Волгиной о Екатерине Великой рассказывает о заключительных годах ее жизни, которые были насыщены великими деяниями просвещенной Российской императрицы. Ее, «ученицу Вольтера», совершенно справедливо называют самой умной головой во всей Европе. Приватная ее жизнь бурлит любовными страстями, которые не влияют отрицательно на ее внутреннюю и внешнюю государственную деятельность. Основная забота русской императрицы – забота о своих подданных. Способность глубоко разбираться в людях, умение употребить их лучшие способности на благо Отечества, немало повлияло на поступательное развитие всего государства.
«Заслон» — это роман о борьбе трудящихся Амурской области за установление Советской власти на Дальнем Востоке, о борьбе с интервентами и белогвардейцами. Перед читателем пройдут сочно написанные картины жизни офицерства и генералов, вышвырнутых революцией за кордон, и полная подвигов героическая жизнь первых комсомольцев области, отдавших жизнь за Советы.
Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.
Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.
В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.
Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.