Екатерина Великая. Греческий прожект - [45]

– В мире грядут перемены, Светлейший князь, – сказала она грустно. – Боюсь плохих перемен…

– А чего нам бояться? С нашей-то армией! С нашими Суворовым, Румянцевым, Репниным, Кутузовым и многими другими…

Взгляд Екатерины повеселел. Она улыбнулась. Перебирая перья на своем письменном столе, она промолвила:

– Фридрих пережил Панина всего лишь на три года. Король весьма ценил нашего министра, понеже Никита Иванович был его большим сторонником, и не был, мыслю, столь слепым в отношении Пруссии, каким его выставляли Орловы. Польшу граф Панин стремился полностью включить в сферу влияния России, и не был склонен делить сие влияние, а тем более – саму территорию Польши. Здесь «Хитрый Лис» обошел его, сумев под шумок прибрать к своим рукам жирный кусок Польши.

Вздохнув, Безбородко тоже изложил свою мысль:

– Со своим «Северным Аккордом», граф Панин тщился соединить династии Бурбонов и Габсбургов – государства, интересы которых были совершенно противоположны. К примеру, что общего может статься промеж Пруссии, Британии и Саксонии?

Екатерина, слушавшая с аттенцией, махнула рукой, дескать, все ваши разговоры хороши, но:

– В том то и дело! Что толку? – скептически заметила она. – Желая осуществить свой «Северный аккорд», граф Панин главную свою аттенцию обратил на отношения со Швецией. Однако его политика касательно сей страны была весьма неудачна: его тщание подчинить Швецию токмо русскому влиянию и устранить французское, стоила нам громадных денег и не привела к желаемому результату. Граф Панин грозил Швеции вооружённым вмешательством на малейшее изменение шведской конституции, но, когда десять лет назад, король Густав восстановил самодержавие, нам, занятым турецкой войной было не до них, да и Фридрих был на их стороне.

Князь Потемкин, слушавший с большой аттенцией, возразил:

– Однако Панину мы обязаны возведением на престол Станислава Понятовского. Опричь того, видя в расширении прав диссидентов усиление русского влияния, Фридрих не менее энергично действовал в диссидентском вопросе и в уничтожении liberum veto.

Екатерина кивнула.

– Это да! Здесь он со мной не расходился. Но он не предусмотрел тех осложнений, которыми грозило вмешательство во внутренние дела Польши, и был совершенно не подготовлен к вспыхнувшей восемь лет назад войне с Турцией.

– Та война, как раз, весьма неблагоприятно отразилась на его положении, – заметил Безбородко, – во всех неудачах обвиняли его: он был виновен и в разрыве с Турцией, и в том, что Россия осталась в сей борьбе без союзников. Он, Панин…

Потемкин прервал его:

– Но, в то же время, той войной воспользовался хитрый Фридрих, дабы привести к осуществлению давно желанный его прожект разделения Польши между Австрией, Россией и Пруссией.

Безбородко ввернул:

– На приобретение части Польши не можно нам смотреть, как на победу, понеже Австрия и Пруссия получили лучшие части даром. Поелику, правильно покойный князь Орлов упрекал Панина за усиление Пруссии. Князь Григорий лично мне пенял, что люди, составлявшие сей раздельный договор, заслуживают смертной казни.

Екатерина, слушая, думала о том, что соглашение по оному поводу, привело, в конце концов, к завершению войны с Турцией, понеже, получив свой кусок Польши, Австрия не могла более оставаться на стороне Порты, а Порта одна бороться долго не могла. Однако, да, с того времени, положение Панина стало особливо тяжёлым, понеже он оставался сторонником союза с Пруссией, а она, русская государыня – все более склонялась к Австрии. Как раз тогда усилился разлад между нею и сыном Павлом, ближайшим другом и советником которого был Никита Панин.

«Как все завязано и перевязано! Настоящий Гордиев узел!» – подумала она и, вздохнув, паки обратила свою аттенцию на разговор о почившем короле Фридрихе.

* * *

Несмотря на то, что на Малых собраниях в Эрмитаже не говорили о политике, но по случаю смерти Прусского Фридриха, пришлось сделать исключение, да и то, понеже, на сей раз, собрался совсем узкий круг друзей императрицы, и зачал разговор Светлейший князь. Среди женщин была лишь императрица Екатерина Алексеевна, Анна Протасова, Екатерина Дашкова, Мария Перекусихина и Анна Нарышкина.

– Слыхивали, как хоронили короля Фридриха Прусского? – граф Федор Головкин возбужденно хохотнул. – Сказывают, когда Старый Фриц умер, не могли найти в его гардеробе ни одной порядочной рубашки, чтобы прилично положить его в гроб. У короля не было ни колпака, ни туфель, ни халата.

Заулыбавшись едким словам графа Головкина, де Сегюр подхватил:

– Будучи в Пруссии, мне кто-то поведал анекдот, что когда Фридрих был еще юнцом, отец его, король Фридрих- Вильгельм заточил его в замке Кистрин без мебели, книг и свеч, за то, что тот, чуть было, не сбежал в Англию с любимым другом Каттом. Король-отец чуть не казнил сына, как дезертира. И простил ему токмо, когда Фридрих согласился жениться на Елизавете Христиане Брауншвейгской.

Князь Потемкин хмыкнул, явно желая что-то сказать, но, увлекшийся, де Сегюр поднял указательный палец, привлекая, таким образом, аттенцию окружающих, продолжал:

– Но! Как мне рассказывал его камердинер, в первую брачную ночь, Фридрих подговорил друзей поднять тревогу, якобы из-за пожара. Выбежав на их крики из спальни, он более туда не возвращался и никогда не спал со своей женой.