Екатерина Павловна, великая княжна - [122]

Успешная деятельность Благотворительного союза и улучшившееся экономическое положение побудили Екатерину летом 1817 г. обратить свой взор к учреждению сберегательных касс. 27 августа 1817 г. она написала своему доверенному лицу Готлобу Генриху Раппу: «Вас как директора банка и компетентное лицо просят высказать свое мнение по этому делу и предложить наилучшие меры, требуемые для его воплощения»^{190}. Аналогичный запрос получил и Котта. Оба откликнулись и внесли самые разнообразные предложения. Директор королевского банка заявил, что лучший вариант сберегательной кассы — это учреждение, которым он управляет, зато барон Котта проявил себя поборником либеральных идеалов, выступив за создание самостоятельных коммунальных сберкасс. Екатерина Павловна пошла по пути, предложенном Котта. С самого начала она рассматривала эту задачу в тесной связи с деятельностью Благотворительного союза, располагавшего многочисленными региональными и местными ответвлениями. 2 сентября 1817 г. Центральное управление Благотворительного союза обсудило план создания сберегательных касс. В протоколе заседания было записано: «Его Королевское Величество на основании многочисленных докладов пришел к выводу, что причиной потери состояния у некоторых лиц является плохое обращение с собственностью, когда в результате необдуманных мелких трат теряются уже крупные суммы. Исходя их этого, он намеревается дать гражданам государства возможность сэкономленные ими пфенниги с выгодой положить на хранение в надежное место»^{191}. Понятие «надежное место» еще не ассоциировалось с конкретной организационной формой. В действительности государственные умы продолжали горячо спорить, как наилучшим образом осуществить принцип экономии для бедных людей, разгрузить общественный бюджет и использовать в экономике прибыль от небольших вкладов. В этом сложном комплексе финансово-политических проблем приходилось ступать на неизведанную землю и преодолевать укоренившиеся в сознании людей стереотипы, которые вновь упирались в конституционный вопрос, вызвавший бурные дебаты и расколовший население Вюртемберга.

24 октября 1817 г. во время заседания Центрального управления Благотворительного союза графиня фон Цеппелин, супруга государственного министра Фердинанда Людвига фон Цеппелина, с горячностью заявила, «что государственные органы вряд ли имеют время и желание, чтобы заниматься мерами, направленными против обнищания народа, в то время как сама идея сберегательных касс могла бы стать предметом обсуждения, но не обязательно в данный момент»^{192}. Это острое высказывание не отрицало эффективности сберегательных касс в целом, но одновременно являлось доказательством того, что желания Екатерины Павловны не всегда сразу же и без усилий воплощались в жизнь. Выпад госпожи фон Цеппелин против королевы и предложения Котта был в общем-то не слишком искусен. Ее супруг, министр иностранных дел, хоть и не был выдающимся политиком, но пользовался особым доверием короля. И если госпожа фон Цеппелин в споре открыто шла против воли королевы, это могло повредить карьере ее мужа. Верховный советник юстиции Георги поддержал госпожу фон Цеппелин, добавив с ироничной усмешкой, что сберегательную кассу мог бы учредить сам господин Котта или любой, кто захотел бы. Может быть, советник не знал воли своей королевы или же она недостаточно четко выразила ее? По крайней мере этот случай показывает, что дамы и господа, принимающие решения в Благотворительном союзе, далеко не всегда руководствовались объективными интересами своей страны.

Даже Котта, член Центрального управления Благотворительного союза, чувствовал, что его провоцируют и нападают как на него лично, так и на дело, которым он занимался. Его позиция не отличалась независимостью, и часто ему приходилось прятаться за авторитет Екатерины Павловны. Все, что он предпринял до этого времени для организации сберегательных касс, было сделано по приказу королевы. Котта обижался, видя, что его компрометируют. Жаль, что борьба за столь нужное для общества дело была отягощена подобными весьма чувствительными личными трениями, тем более что Котта был заметной фигурой и в Вюртемберге, и во всей Германии.

В издаваемой им аугсбургской газете «Allgemeinen Zeitung» он всячески защищал конституционный проект, предложенный королем и правительством. Котта слыл «верным сыном раннего либерализма».^{193} Он критиковал неуступчивость старовюртембергской оппозиции, которая спорила лишь о формулировках, в то время как речь должна была идти об истинных свободах. Котта считал политические взгляды самого короля и правительства гораздо более либеральными, чем аргументы противников конституции, и всякий раз взывал к здравому смыслу старо-вюртембержцев. Он стремился привлечь сторонников медиатизации к активной конституционной работе и выступал за двухпалатный парламент. Король был благодарен ему за большой личный вклад в общее дело и 7 ноября 1817 г. присвоил барону Иоганну Генриху Котта фон Коттендорфу титул имперского дворянина.

Котта пользовался большим доверием королевской четы. Он продолжал свою работу в управлении Благотворительного союза и горячо отстаивал необходимость создания сберегательных касс. Но нападки госпожи фон Цеппелин сильно задели его самолюбие. И когда Екатерина Павловна захотела ввести его в правление сберегательной кассы, Котта категорически отказался. Его политической карьере это нисколько не повредило; и король, и королева относились к нему по-прежнему. Кроме того, как советник Вильгельма I по вопросам, касающимся взаимоотношений Вюртемберга с другими членами Германского союза, Котта был практически незаменим.