Екатерина Павловна, великая княжна - [120]

.

Это заявление только подтверждало, что конституционные дебаты зашли в тупик и королю так и не удалось добиться объединения страны на основе признания основополагающих конституционных прав. Однако существенные улучшения в экономической сфере позволили ему приступить к проведению административной реформы по всей стране и перевести тем самым острые конституционные разногласия, выражавшиеся в довольно абстрактной форме, на почву конкретных практических преобразований. В проводимую королем политику логично вписывались и усилия Екатерины Павловны, нацеленные на повышение социальной активности малоимущих людей. Социальная и экономическая стабильность в стране была особенно важна для короля и в связи с тем, что его попытки втянуть страны Германского союза в общую дискуссию по конституционному вопросу не увенчались успехом. Осенью 1817 г. в Вартбурге состоялся съезд немецких студентов, получивший официальную оценку как мероприятие, крайне опасное для спокойствия граждан. По всей Германии прокатилась волна демонстраций в защиту конституционных свобод. После этого князь Меттерних и заседавший во Франкфурте-на-Майне бундестаг окончательно отказались записывать в законодательных актах Германского союза положение о возможности существования постоянно действующего парламента наряду с монархическим правлением.

Меттерних посоветовал королю Вильгельму отложить решение конституционных проблем в долгий ящик. Это можно было рассматривать как отказ Вильгельму в его политических амбициях, касающихся Германского союза, так как роль образцового германского кайзера мог играть лишь монарх, умеющий наводить образцовый порядок в своей собственной стране! А проблемы родного Вюртемберга отложить в долгий ящик было никак нельзя. Голодная осень 1817 г. все еще не была до конца забыта. Екатерина Павловна разделяла серьезную обеспокоенность короля положением в стране и не отставала от него в стремлении совместными усилиями успешно решить экономические и социальные проблемы.

После столь многообещающего начала деятельности Благотворительного союза и завершения работы Екатерины Павловны над завещанием королевская чета решила насладиться отдыхом. В сентябре 1817 г. супруги посетили Баден-Баден, Шварцвальд и Швейцарию. В Баден-Бадене они встретились с Варнхагеном фон Энзе, описавшим свои впечатления от встречи с королевой Вюртемберга: «У нее был острый, ясный ум, который живо схватывал все, что могло быть полезно обществу, все, что могло повлиять на людей и их отношения, и столь же легко, сколь и понятно она умела выразить свою мысль. Однако одновременно с этим, она была решительной правительницей, привыкшей диктовать свою волю с полной уверенностью в том, что за этим последует незамедлительное ее выполнение, и она находила вполне естественным особо не церемониться со своими слугами, даже самыми высокопоставленными. Находясь как-то в окружении русских аристократов, стоящих слишком близко от нее, и желая доверительно поговорить о чем-то с одним из немцев, она безо всякого смущения, сухим тоном приказа скомандовала: «Всем отойти назад!» Такое смешение величия и открытости придавало красивой женщине, получившей к тому же утонченное образование, чрезвычайную притягательность, и временами ее речь действительно просто очаровывала»^{188}. Королевская чета нуждалась в услугах Варнхагена и потому обращалась с ним чрезвычайно дружелюбно.

Во время путешествия Екатерина не оставила без внимания Шафгаузен и вновь увиделась со своим другом по письмам и задушевным беседам Иоганном Георгом Мюллером. Удивительно, но княгиня снова и снова искала встреч с этим человеком. Может быть потому, что профессор напоминал ей об Александре I, о родине и о великой миссии княгини в качестве духовной наставницы брата, которую та стремилась выполнить в 1814–1815 гг. Когда в их разговоре зашла речь о госпоже Юлиане Крюденер, Екатерина Павловна с истинно королевским величием заметила, что если бы проповедница вдруг появилась в Вюртемберге, ее тотчас же выслали бы «обратной почтой». Мюллер прекрасно осознавал новое положение, в котором теперь пребывала его «приятельница». И хотя у него чесался язык, он так и не осмелился сказать, что император Александр все еще никак не отозвался о его теологическом труде. Со скромностью, отличающей настоящих ученых, Мюллер удовлетворился той славой, которую принесла ему книга в немецкоговорящих странах. Кроме того, подумал он про себя, кто знает, чем может закончиться для него слишком близкое знакомство с российской императорской семьей. В целом эта новая встреча оказалась со стороны королевской особы всего лишь визитом вежливости, напоминанием о прошлом. Екатерина Павловна не видела ничего, чем ей мог бы быть еще полезен честный Мюллер. Конечно, она не сказала об этом прямо, и профессор был очень горд разрешением сидеть за одним столом с королевской четой. Этим ему и пришлось довольствоваться до конца своей жизни. Больше он не получил от королевы ни одного письма и ни разу не встретился с нею. Мюллер умер в 1819 г., в том же году, что и Екатерина. Их совместные грандиозные планы так и не были реализованы.