Екатерина - [71]
— Однако, милый друг, война состоится. Государь очень упрям. Ему кажется, что он в качестве владетеля голштинского не может существовать на свете без этого клочка Шлезвигской земли, забранной у его несчастного отца королем датским.
Екатерина несколько раз чихнула.
— Нет, ваше величество, этой войны не будет! — сверкнула злыми, широко расставленными глазенками маленькая княгиня, мужеподобная, несмотря на миниатюрность своего подвижного тельца и пышность фижм. — Мы не желаем умирать за голштинские интересы русского императора.
«Жаль, что она не так хороша собой, — подумала Екатерина, — потому что убедительность женских слов часто зависит не столько от логики, хотя бы она спорила с Сократовой, сколько, к сожалению, от формы нашего носа и еще более того — наших талий; уж верно, мы бы не часто имели успех над умами, если бы упускали случаи действовать на чувства».
11
Когда куранты Петропавловского собора били семь, император, как обычно, был уже на ногах.
С низкого грязного неба падало что-то мокрое.
Свистел ветер.
— На сегодня, сударь, довольно! — отнесся Петр к тайному секретарю Волкову. — Я и то, рассуждая о пользах коммерции, слишком долго находился промышленником и купцом. Я не смею, сударь, более воровать время у солдата.
Император принужден был сидеть, вытянув ноги, а ходить не сгибая колена, потому что чересчур крепко стягивал щиблеты.
Волков взглянул через запотевшее стекло на измайловцев, вытягивающихся в длинную линию:
— У лейб-гвардии, ваше величество, сердитые, по погоде, носы.
Петр взвизгнул:
— Если я не сделаю из них отличных солдат, клянусь небом, я обращу их в последнюю скотину.
И добавил:
— При покойной моей тетушке, они всего и годны были, что для караула возле печки. За двадцать лет, черт побери, мне не довелось видеть, чтобы какой-нибудь из полков гвардии экзерцировал при маленьком дождике.
Ветер свистел за окнами нового Зимнего дворца. О строителе его, графе Растрелли, современники так говорили: «Если у него и не было тонкого изящного вкуса, какой был бы желателен, зато он строил чрезвычайно прочно».
Отпустив Волкова, император на несгибающихся ногах подскочил к зеркалу, чтобы в последний раз окинуть придирчивым глазом мундирование свое: короткий зеленый фридрихового покроя кафтан, обшитый по воротнику и обшлагам брандебурами, желтые штаны, камзол такого же цвета, сапоги с заостренными носками, поясной шарф и ленту прусского ордена «За услугу».
— Гут!
Маленькая живая физиономия, глядясь в зеркало, принимала разные выражения: надменное сменялось милостивым, любезное — свирепым, размышляющее — воинственным.
— Черт побери, мне жаль Данию! — воскликнул император.
И не отрываясь от зеркала:
— Трость!
Камер-лакей подал испанскую трость.
— Шляпу!
Была принесена шляпа прусского образца, с пером и малой кокардой из белого конского волоса.
— А тебе, глупая голова, жаль Данию?
— Жаль, ваше величество!
— Осел!
И Петр ударил лакея тростью по лицу.
Из рассеченного уха хлынула кровь.
— В следующий раз не будешь жалеть врагов своего государя.
И, спокойно припудрив волосы, собранные в две большие букли, Петр вышел из комнаты, придерживая левой рукой длинную шпагу.
Гвардия мрачно месила грязь.
Император орал:
— Маршировать наилучшим порядком, черт побери!
Под свист ветра, низкое небо словно оплевывало этих обозленных людей, сменивших просторные кафтаны прошлого царствования на узенькие пестрые мундиры, а спокойную бездельную жизнь с семействами своими в натопленных казармах на марширования и муштру.
— Всем фрунтом вперед шесть шагов выступить! — махнул тростью император.
Генерал-прокурор Глебов обратился к Елисавете Воронцовой, вышедшей в спальном платье в галерею:
— Столь чрезмерным экзерцированием несмотря ни на какую погоду государь отяготил и огорчил всю гвардию.
— Слыхала про это.
У толстой фрейлины лицо походило на живот.
— От вашей ли проницательности, Елисавета Романовна, сему укрыться! Но я, упаси Бог, не ради протестации, а лишь из ревнительной преданности к государю.
— А его величество на то говорит, — потянулась Воронцова жирными плечами, — что, может, и с королем датским им драться доведется не каждый раз при солнышке.
— Это так, — сказал Глебов, — но гвардия, Елисавета Романовна, не столько для войны себя понимает, сколько для славы государей перед лицом Европы.
— А государь понимает ее по-другому, — и, почесываясь, добавила: — В распущенном войске государь хочет ввести строжайшую дисциплину… Ах, да я в спальном туалете!
— Он, сударыня, делает вас прелестной нимфой.
Рябая, зардевшись, побежала по галерее, виляя толстым задом.
Тем и окончился утренний разговор генерал-прокурора Глебова с российской госпожой Помпадур.
Ветер свистел. Прогнившее низкое небо разваливалось мокрыми хлопьями.
Император махал испанской тростью.
— Разговоров не иметь! Конфузных поступков не иметь! Со всей тихостью, сукины дети, для завождения в баталион-каре!
Гвардейцы с свирепостью в глазах, с нависшими бровями, сжав челюсти, месили грязь.
Ветер трепал знамя над головой Петра.
На знамени был изображен черный двуглавый российский орел с распущенными крыльями; птица сидела на утесе, держа в правом клюве белую хартию с надписью: «Никого не устрашусь!»
В 1928 году в берлинском издательстве «Петрополис» вышел роман «Циники», публикация которого принесла Мариенгофу массу неприятностей и за который он был подвергнут травле. Роман отразил время первых послереволюционных лет, нэп с присущими времени социальными контрастами, противоречиями. В романе «Циники» все персонажи вымышленные, но внимательный читатель найдет аллюзии на современников автора.История одной любви. Роман-провокация. Экзотическая картина первых послереволюционных лет России.
Анатолий Борисович Мариенгоф (1897–1962), поэт, прозаик, драматург, мемуарист, был яркой фигурой литературной жизни России первой половины нашего столетия. Один из основателей поэтической группы имажинистов, оказавшей определенное влияние на развитие российской поэзии 10-20-х годов. Был связан тесной личной и творческой дружбой с Сергеем Есениным. Автор более десятка пьес, шедших в ведущих театрах страны, многочисленных стихотворных сборников, двух романов — «Циники» и «Екатерина» — и автобиографической трилогии.
В издание включены романы А. Б. Мариенгофа «Циники» и «Бритый человек». Впервые опубликованные за границей, в берлинском издательстве «Петрополис» («Циники» – в 1928 г., «Бритый человек» – в 1930 г.), в Советской России произведения Мариенгофа были признаны «антиобщественными». На долгие годы его имя «выпало» из литературного процесса. Возможность прочесть роман «Циники» открылась русским читателям лишь в 1988 году, «Бритый человек» впервые был издан в России в 1991-м. В 1991 году по мотивам романа «Циники» снял фильм Дмитрий Месхиев.
Анатолий Мариенгоф (1897–1962) — поэт, прозаик, драматург, одна из ярких фигур российской литературной жизни первой половины столетия. Его мемуарная проза долгие годы оставалась неизвестной для читателя. Лишь в последнее десятилетие она стала издаваться, но лишь по частям, и никогда — в едином томе. А ведь он рассматривал три части своих воспоминаний («Роман без вранья», «Мой век, мои друзья и подруги» и «Это вам, потомки!») как единое целое и даже дал этой не состоявшейся при его жизни книге название — «Бессмертная трилогия».
В этот сборник вошли наиболее известные мемуарные произведения Мариенгофа. «Роман без вранья», посвященный близкому другу писателя – Сергею Есенину, – развенчивает образ «поэта-хулигана», многие овеявшие его легенды и знакомит читателя с совершенно другим Есениным – не лишенным недостатков, но чутким, ранимым, душевно чистым человеком. «Мой век, мои друзья и подруги» – блестяще написанное повествование о литературном и артистическом мире конца Серебряного века и «бурных двадцатых», – эпохи, когда в России создавалось новое, модернистское искусство…
Анатолий Борисович Мариенгоф родился в семье служащего (в молодости родители были актерами), учился в Нижегородском дворянском институте Императора Александра II; в 1913 после смерти матери переехал в Пензу. Окончив в 1916 пензенскую гимназию, поступил на юридический факультет Московского университета, но вскоре был призван на военную службу и определен в Инженерно-строительную дружину Западного фронта, служил заведующим канцелярией. После Октябрьской революции вернулся в Пензу, в 1918 создал там группу имажинистов, выпускал журнал «Комедиант», принимал участвие в альманахе «Исход».
В романе выдающегося польского писателя Ярослава Ивашкевича «Красные щиты» дана широкая панорама средневековой Европы и Востока эпохи крестовых походов XII века. В повести «Мать Иоанна от Ангелов» писатель обращается к XVII веку, сюжет повести почерпнут из исторических хроник.
Олег Николаевич Михайлов – русский писатель, литературовед. Родился в 1932 г. в Москве, окончил филологический факультет МГУ. Мастер художественно-документального жанра; автор книг «Суворов» (1973), «Державин» (1976), «Генерал Ермолов» (1983), «Забытый император» (1996) и др. В центре его внимания – русская литература первой трети XX в., современная проза. Книги: «Иван Алексеевич Бунин» (1967), «Герой жизни – герой литературы» (1969), «Юрий Бондарев» (1976), «Литература русского зарубежья» (1995) и др. Доктор филологических наук.В данном томе представлен исторический роман «Кутузов», в котором повествуется о жизни и деятельности одного из величайших русских полководцев, светлейшего князя Михаила Илларионовича Кутузова, фельдмаршала, героя Отечественной войны 1812 г., чья жизнь стала образцом служения Отечеству.В первый том вошли книга первая, а также первая и вторая (гл.
Британия. VII век. Идут жестокие войны за власть и земли. Человеческая жизнь не стоит и ломаного гроша.Когда от руки неизвестного убийцы погиб брат, Беобранд поклялся отомстить. Он отправился на поиски кровного врага. Беобранд видит варварство и жестокость воинов, которых он считал друзьями, и благородные поступки врагов. В кровопролитных боях он превращается из фермерского мальчишки в бесстрашного воина. Меч в его руке – грозное оружие. Но сможет ли Беобранд разрубить узы рода, связывающие его с убийцей брата?
В 3-й том Собрания сочинений Ванды Василевской вошли первые две книги трилогии «Песнь над водами». Роман «Пламя на болотах» рассказывает о жизни украинских крестьян Полесья в панской Польше в период между двумя мировыми войнами. Роман «Звезды в озере», начинающийся картинами развала польского государства в сентябре 1939 года, продолжает рассказ о судьбах о судьбах героев первого произведения трилогии.Содержание:Песнь над водами - Часть I. Пламя на болотах (роман). - Часть II. Звезды в озере (роман).
Книга Елены Семёновой «Честь – никому» – художественно-документальный роман-эпопея в трёх томах, повествование о Белом движении, о судьбах русских людей в страшные годы гражданской войны. Автор вводит читателя во все узловые события гражданской войны: Кубанский Ледяной поход, бои Каппеля за Поволжье, взятие и оставление генералом Врангелем Царицына, деятельность адмирала Колчака в Сибири, поход на Москву, Великий Сибирский Ледяной поход, эвакуация Новороссийска, бои Русской армии в Крыму и её Исход… Роман раскрывает противоречия, препятствовавшие успеху Белой борьбы, показывает внутренние причины поражения антибольшевистских сил.
После романа «Кочубей» Аркадий Первенцев под влиянием творческого опыта Михаила Шолохова обратился к масштабным событиям Гражданской войны на Кубани. В предвоенные годы он работал над большим романом «Над Кубанью», в трех книгах.Роман «Над Кубанью» посвящён теме становления Советской власти на юге России, на Кубани и Дону. В нем отражена борьба малоимущих казаков и трудящейся бедноты против врагов революции, белогвардейщины и интервенции.Автор прослеживает судьбы многих людей, судьбы противоречивые, сложные, драматические.