Екатерина - [68]
И сразу же вслед за тем, даже воздуха не глотнув, взвизгнул:
— Дворянам, господа сенаторы, службу продолжать по своей воле, сколько и где пожелают.
У сенаторов заняло дух.
— А как военное время будет, — добавил император, — то все господа дворяне должны явиться на том основании, как сие есть в Лифляндии.
И вышел из залы длинным прыгающим шагом.
Генерал-прокурор Глебов прохрипел:
— Милостивцу нашему, государю Петру Федоровичу, даровавшему российскому дворянству вольность, воздвигнем, господа сенаторы, золотую статую.
— Золотую статую! Золотую статую! — подхватили князья Трубецкие Никита Юрьевич с сыном, а за ними и оба Воронцова, и оба Голицына, и Александр Шувалов, и Бутурлин, и Неплюев, и Жеребцов, и Кастюрин, и Сумароков, и Одоевский.
На другой день явился перед императором Правительственный сенат в полном составе своих членов; их была чертова дюжина.
Когда Глебов говорил о статуе, у Петра по спине бегали мурашки.
Но ответ дал самый неожиданный:
— Сенат может дать золоту лучшее назначение.
И шутовски задрал маленькую голову.
— А я своим царствованием, господа, надеюсь воздвигнуть более длительную память в сердцах моих подданных.
И несколько помолчал. Сенаторы переминались.
«Чем бы еще подивить их?» — искал Петр; и тут счастливо вспомнил понравившуюся ему фразу из книги, что часто валялась раскрытой на столике у Екатерины:
— Право, господа сенаторы, для меня приятней, когда меня будут спрашивать, почему мне не поставили золотую статую, чем спрашивали бы, почему мне ее поставили.
5
О дне похорон Елисаветы жители Петербурга были извещены герольдами.
Серебряный гроб был поставлен на великолепный катафалк, украшенный фигурами, живописными картинами, барельефами и резьбой. Все это прославляло имя Елисаветы и деяния Петра Ивановича Шувалова, так бы, верно, подумал знаменитый сенатор, будь он жив.
Первым гвардейский полк открыл «печальное шествие».
За преображенцами следовали попы, выстроенные попарно; их было 300.
Вельможи несли короны и ордена.
Ехал всадник, одетый с ног до головы в латы.
На Петре III был ратиновый кафтан без пуговиц; нижние края круглых обшлагов и рукава камзола были обшиты белыми плерезами; шпага и трость — затянуты черным ратином; на замшевых башмаках — черные пряжки; на руках — черные перчатки; чулки — гарусные; сорочка не имела манжет; шляпа была обвязана длинным, развевающимся по ветру флером; с плеч свисал черный плащ, который несли камергеры; их было 12; каждый держал в левой руке зажженную свечу.
На брюхатой Екатерине тоже был печальный ратиновый кафтан с узкими рукавами и тесным воротом; большая креповая каппа ниспадала на платье.
Шлейф императрицы, имеющий четыре аршина длины, несли в руках. В схожих костюмах шествовали за гробом и прочие дамы, отличающиеся друг от друга длиною шлейфа: персоны первых двух классов имели шлейфы по два аршина, третьего класса — по полтора, а четвертого и пятого — по аршину.
Неаполитанские лошади в черных бархатных попонах выступали так, словно прекрасно понимали, кого и куда везут.
Уже через полчаса императору стало невыносимо скучно.
Под ногами похрустывал лед.
Петр оглянулся: старые, дородные, благообразные камергеры с важными и скорбными рожами несли плащ его.
Петр умедлил шаг.
А неаполитанцы в бархатных попонах не умедлили.
Вскоре между колесницей и императором образовался порядочный, шагов на девяносто, прогал.
Шествующие недоуменно переглядывались.
Вдруг император, будто спохватившись, кинулся со всех ног догонять покойницу.
Дородные камергеры от неожиданности выпустили из рук черный плащ.
Он взмывался над бегущими, как пиратский парус.
Господа камергеры, дородные и благообразные, припустились за императором.
Пыхтя и отдуваясь, стали они на бегу ловить проклятую извивающуюся материю.
Неуклюже прыгали.
Жгли друг друга свечами, которые держали в левых руках. Ругались.
Первым шлепнулся обер-камергер граф Шереметьев.
Уж очень усердно прыгал. Застонал:
— Ох, батюшки, ох, ребрышко поломал. Тише, дьяволы проклятые, тише! Ох, подавите! Ох, окаянные, ох, жалости в вас нету. Господи, прими душу мою грешную!
На графа Шереметьева сначала повалился пузатый Голицын, за ним Куракин, третьим Строганов.
Император, обернувшись, взвизгнул:
— Мала куча!
Черный плащ трагически развевался над его головой.
Улица надседалсь от смеха.
— Государь-то наш записался кровию своею князю бесовскому и всем бесам в службу, — сказал поп людской тесноте.
Таков был последний путь Елисаветы.
6
Буржуазный историк сообщает:
«В вотчинах стат. сов. Евграфа Татищева (сына знаменитого Василия Никитича) и гвардии поручика Петра Хлопова, в Тверском и Клинском уездах, крестьяне отложились от помещиков по научению тверского отставного подьячего Ивана Собакина, у Татищева хоромы срыли и разбросали, у Хлопова — дом и житницы с хлебом, и оброчные деньги разграбили, а помещикам своим приказывали сказать, чтоб они к ним не ездили, приказчиков и дворовых людей хотели побить до смерти и из вотчин выбили вон. Вслед за тем поступили донесения от прокурора московской губернской канцелярии Зыбина — о возмущении его белевских крестьян; от княгини Елены Долгорукой — о возмущении галицких; от капитана Балк-Полева — каширских и епифанских; жены полковника Дмитриева-Мамонова — волоколамских. У Татищева возмутилось 700 душ, у Хлопова — 800, у Зыбина — 350, у кн. Долгорукой — 2000, у Балк-Полева — 950, у Афросимова — 650, у Дмитриева-Мамонова — 400. Кроме того, в Волоколамском уезде, в сельце Вишенках, староста и крестьяне с дубьем пришли в дом помещицы Эрчаковой, ругали ее и выгнали из сельца. В Сенат явилось четверо крестьян Татищева с жалобою на помещика, что он немалое число из них развел в другие свои деревни и берет к себе в дворовые люди; остальные всегда на его работе, и взыскивает с них оброк с прибавкою и рекрутские деньги. Сенат велел этих крестьян наказать нещадно плетьми».
В 1928 году в берлинском издательстве «Петрополис» вышел роман «Циники», публикация которого принесла Мариенгофу массу неприятностей и за который он был подвергнут травле. Роман отразил время первых послереволюционных лет, нэп с присущими времени социальными контрастами, противоречиями. В романе «Циники» все персонажи вымышленные, но внимательный читатель найдет аллюзии на современников автора.История одной любви. Роман-провокация. Экзотическая картина первых послереволюционных лет России.
Анатолий Борисович Мариенгоф (1897–1962), поэт, прозаик, драматург, мемуарист, был яркой фигурой литературной жизни России первой половины нашего столетия. Один из основателей поэтической группы имажинистов, оказавшей определенное влияние на развитие российской поэзии 10-20-х годов. Был связан тесной личной и творческой дружбой с Сергеем Есениным. Автор более десятка пьес, шедших в ведущих театрах страны, многочисленных стихотворных сборников, двух романов — «Циники» и «Екатерина» — и автобиографической трилогии.
В издание включены романы А. Б. Мариенгофа «Циники» и «Бритый человек». Впервые опубликованные за границей, в берлинском издательстве «Петрополис» («Циники» – в 1928 г., «Бритый человек» – в 1930 г.), в Советской России произведения Мариенгофа были признаны «антиобщественными». На долгие годы его имя «выпало» из литературного процесса. Возможность прочесть роман «Циники» открылась русским читателям лишь в 1988 году, «Бритый человек» впервые был издан в России в 1991-м. В 1991 году по мотивам романа «Циники» снял фильм Дмитрий Месхиев.
Анатолий Мариенгоф (1897–1962) — поэт, прозаик, драматург, одна из ярких фигур российской литературной жизни первой половины столетия. Его мемуарная проза долгие годы оставалась неизвестной для читателя. Лишь в последнее десятилетие она стала издаваться, но лишь по частям, и никогда — в едином томе. А ведь он рассматривал три части своих воспоминаний («Роман без вранья», «Мой век, мои друзья и подруги» и «Это вам, потомки!») как единое целое и даже дал этой не состоявшейся при его жизни книге название — «Бессмертная трилогия».
В этот сборник вошли наиболее известные мемуарные произведения Мариенгофа. «Роман без вранья», посвященный близкому другу писателя – Сергею Есенину, – развенчивает образ «поэта-хулигана», многие овеявшие его легенды и знакомит читателя с совершенно другим Есениным – не лишенным недостатков, но чутким, ранимым, душевно чистым человеком. «Мой век, мои друзья и подруги» – блестяще написанное повествование о литературном и артистическом мире конца Серебряного века и «бурных двадцатых», – эпохи, когда в России создавалось новое, модернистское искусство…
Анатолий Борисович Мариенгоф родился в семье служащего (в молодости родители были актерами), учился в Нижегородском дворянском институте Императора Александра II; в 1913 после смерти матери переехал в Пензу. Окончив в 1916 пензенскую гимназию, поступил на юридический факультет Московского университета, но вскоре был призван на военную службу и определен в Инженерно-строительную дружину Западного фронта, служил заведующим канцелярией. После Октябрьской революции вернулся в Пензу, в 1918 создал там группу имажинистов, выпускал журнал «Комедиант», принимал участвие в альманахе «Исход».
В книге рассматривается история древнего фракийского народа гетов. Приводятся доказательства, что молдавский язык является преемником языка гетодаков, а молдавский народ – потомками древнего народа гето-молдован.
Новый остросюжетный исторический роман Владимира Коломийца посвящен ранней истории терцев – славянского населения Северного Кавказа. Через увлекательный сюжет автор рисует подлинную историю терского казачества, о которой немного известно широкой аудитории. Книга рассчитана на широкий круг читателей.
В романе выдающегося польского писателя Ярослава Ивашкевича «Красные щиты» дана широкая панорама средневековой Европы и Востока эпохи крестовых походов XII века. В повести «Мать Иоанна от Ангелов» писатель обращается к XVII веку, сюжет повести почерпнут из исторических хроник.
Олег Николаевич Михайлов – русский писатель, литературовед. Родился в 1932 г. в Москве, окончил филологический факультет МГУ. Мастер художественно-документального жанра; автор книг «Суворов» (1973), «Державин» (1976), «Генерал Ермолов» (1983), «Забытый император» (1996) и др. В центре его внимания – русская литература первой трети XX в., современная проза. Книги: «Иван Алексеевич Бунин» (1967), «Герой жизни – герой литературы» (1969), «Юрий Бондарев» (1976), «Литература русского зарубежья» (1995) и др. Доктор филологических наук.В данном томе представлен исторический роман «Кутузов», в котором повествуется о жизни и деятельности одного из величайших русских полководцев, светлейшего князя Михаила Илларионовича Кутузова, фельдмаршала, героя Отечественной войны 1812 г., чья жизнь стала образцом служения Отечеству.В первый том вошли книга первая, а также первая и вторая (гл.
В 3-й том Собрания сочинений Ванды Василевской вошли первые две книги трилогии «Песнь над водами». Роман «Пламя на болотах» рассказывает о жизни украинских крестьян Полесья в панской Польше в период между двумя мировыми войнами. Роман «Звезды в озере», начинающийся картинами развала польского государства в сентябре 1939 года, продолжает рассказ о судьбах о судьбах героев первого произведения трилогии.Содержание:Песнь над водами - Часть I. Пламя на болотах (роман). - Часть II. Звезды в озере (роман).
Книга Елены Семёновой «Честь – никому» – художественно-документальный роман-эпопея в трёх томах, повествование о Белом движении, о судьбах русских людей в страшные годы гражданской войны. Автор вводит читателя во все узловые события гражданской войны: Кубанский Ледяной поход, бои Каппеля за Поволжье, взятие и оставление генералом Врангелем Царицына, деятельность адмирала Колчака в Сибири, поход на Москву, Великий Сибирский Ледяной поход, эвакуация Новороссийска, бои Русской армии в Крыму и её Исход… Роман раскрывает противоречия, препятствовавшие успеху Белой борьбы, показывает внутренние причины поражения антибольшевистских сил.