Екатерина - [57]

Шрифт
Интервал

Не правда ли, это очень любопытно, когда тщеславие и похоть говорят вероломству и лицемерию:

«Я поставлю вам памятники и велю возвестить по всему миру, что я ценю добродетель, это послужит мне славой».

* * *

За сравнительно небольшие английские деньги Екатерина чрезвычайно быстро превратилась из красноречивого врага Фридриха II в его неумеренную поклонницу.

«Я читаю — спешит она уведомить сэра Чарльза, — сочинения прусского короля с таким же усердием, как произведения Вольтера. Вы подумаете, что я стараюсь ухаживать за вами, если скажу вам сегодня, что я глубокий почитатель его прусского величества».

Но у Фридриха в Петербурге имелись, как нам известно, и недоброжелатели.

Екатерина утешала сэра Чарльза: «Было бы легко, я полагаю, уничтожить предрассудки против Пруссии со стороны вице-канцлера, особенно имея, что вынуть из кармана», да, да: «лапы должны быть хорошо смазаны».

Какая великолепная сентенция в устах будущей императрицы!

Во всяком случае об ее «лапах» Англия побеспокоилась.

«Сделайте, чтоб мне дали вперед, — клянчила Екатерина у сэра Чарльза, — такую сумму, какую я получила; если это возможно, чтоб это было еще более втайне, чем в первый раз».

И в том же письме:

«Вы будете звеном, которое скрепит естественную дружбу, которая должна существовать между нашими обеими родинами; а какое звено более крепкое, как то, что основано на уважении и на доверии самом заслуженном!»

Боже мой, сколько тут злой иронии, о которой, к сожалению, даже не подозревала высокая особа.

Однако все эти «суммы» короля Великобритании и его союзника Фридриха II полетели бы в трубу, если б российская императрица «не оказалась настолько добра, чтобы умереть», — как выразился сэр Чарльз.

Эта смерть волнует Екатерину, даже несколько более, чем ее английского друга.

«Императрица не вышла вчера, так как она только с трудом может вытянуться вследствие болей в теле, — спешит порадовать великая княгиня сэра Чарльза. — Она, тем не менее, волочится к столу, чтобы могли сказать, что видели ее, но, в действительности, ей, должно быть, очень плохо».

А через две недели новая радость: «Вчера среди дня случились у императрицы три головокружения или обморока. Она боится, очень пугается, плачет, расстраивается и, когда спрашивают у нее, отчего, она отвечает, что страшится потерять зрение. Бывают моменты, когда она забывается и не узнает тех, которые окружают ее. Говорят, однако, что она хорошо провела ночь», — непритворно огорчается примерная племянница; но тут же находит утешение: «Мой хирург, человек опытный и разумный, высказывается за апоплексический удар, который сразит ее безошибочно. У меня имеются три лица, которые не выходят из ее комнаты и которые не знают, каждое в отдельности, что они меня предупреждают, и не преминут в решительный момент сделать это».

5

— Значит, фельдмаршал, тридцатого к армии едете? В таком случае, желаю вам против прусского короля успехов.

Сказав это, Петр Федорович запрыгал в кресле от приступов истошного смеха.

Заржали так же, выплевывая клубы рыжего табачного дыма, и голштинские офицеры в синих узких кафтанах с опущенными фалдами.

Улыбнулся и Апраксин.

Петр Федорович круто обернулся к своим голштинцам:

— Знаете, господа, что фельдмаршал идет на первого полководца нашего века, как на медведя — с рогатками. Верно ли я говорю, Степан Федорович?

— Да, это верно, часть российской армии, противу конницы неприятельской, вооружена рогатками, — весело подтвердил главный командир.

Осчастливленный таким ответом, наследник престола заплескал в ладоши:

— Браво! Браво! Браво!

Голштинцы последовали его примеру.

Тучный фельдмаршал, с неожиданной легкостью поднявшись со стульца, шуточно поклонился наследнику.

А тот задвигал ушами под такты инструментальной музыки, доносившейся из залы.

— Меня радует, фельдмаршал, что вы не имеете уныния перед походом.

И, перекинув через ручку кресла длинную худую ногу в ботфорте, Петр Федорович, как заговорщик, подмигнул мутным желтым глазом голштинцам, сопевшим над глиняными трубками.

То, что фельдмаршал не имеет уныния, верно, происходит от той причины, что он, черт подери, поведет на Берлин не только прекрасную пехоту, вооруженную рогатками, но еще и кавалерию, составленную из башкирцев и киргизов.

— И это так, — с тою же веселостью согласился Апраксин, — армия российская изрядно комплектована дикими наездниками, не знающими ни строя, ни равнения, ни правильности в движениях.

Петр Федорович с шутовской ловкостью подбросил к потолку и поймал на ладонь распечатанную бутылку с венгерским:

— Здоровье российской армии, составленной из варваров!

Голштинцы прохрипели коротко:

— Здоровье варваров!

Фельдмаршал, поклонившись в благодарность, осушил свой бокал вслед за голштинцами.

— Право, фельдмаршал, жаль-то величество короля прусского, имеющего, как известно, сердце дамы, но не воина. Он, верно, только и знает искусство, как бить на голову армии цивилизованные, но не варваров со стрелами и рогатками.

Апраксин подумал: «Струисто говорит».

В комнату вошла Елисавета Воронцова, толстая, дурная собой.

— Романовна, — нежно отнесся к ней Петр Федорович, — драгоценный конфект мой, почему вы принудили нас столько чувствительно скучать?


Еще от автора Анатолий Борисович Мариенгоф
Циники

В 1928 году в берлинском издательстве «Петрополис» вышел роман «Циники», публикация которого принесла Мариенгофу массу неприятностей и за который он был подвергнут травле. Роман отразил время первых послереволюционных лет, нэп с присущими времени социальными контрастами, противоречиями. В романе «Циники» все персонажи вымышленные, но внимательный читатель найдет аллюзии на современников автора.История одной любви. Роман-провокация. Экзотическая картина первых послереволюционных лет России.


Роман без вранья

Анатолий Борисович Мариенгоф (1897–1962), поэт, прозаик, драматург, мемуарист, был яркой фигурой литературной жизни России первой половины нашего столетия. Один из основателей поэтической группы имажинистов, оказавшей определенное влияние на развитие российской поэзии 10-20-х годов. Был связан тесной личной и творческой дружбой с Сергеем Есениным. Автор более десятка пьес, шедших в ведущих театрах страны, многочисленных стихотворных сборников, двух романов — «Циники» и «Екатерина» — и автобиографической трилогии.


Циники. Бритый человек

В издание включены романы А. Б. Мариенгофа «Циники» и «Бритый человек». Впервые опубликованные за границей, в берлинском издательстве «Петрополис» («Циники» – в 1928 г., «Бритый человек» – в 1930 г.), в Советской России произведения Мариенгофа были признаны «антиобщественными». На долгие годы его имя «выпало» из литературного процесса. Возможность прочесть роман «Циники» открылась русским читателям лишь в 1988 году, «Бритый человек» впервые был издан в России в 1991-м. В 1991 году по мотивам романа «Циники» снял фильм Дмитрий Месхиев.


Мой век, моя молодость, мои друзья и подруги

Анатолий Мариенгоф (1897–1962) — поэт, прозаик, драматург, одна из ярких фигур российской литературной жизни первой половины столетия. Его мемуарная проза долгие годы оставалась неизвестной для читателя. Лишь в последнее десятилетие она стала издаваться, но лишь по частям, и никогда — в едином томе. А ведь он рассматривал три части своих воспоминаний («Роман без вранья», «Мой век, мои друзья и подруги» и «Это вам, потомки!») как единое целое и даже дал этой не состоявшейся при его жизни книге название — «Бессмертная трилогия».


Роман без вранья. Мой век, мои друзья и подруги

В этот сборник вошли наиболее известные мемуарные произведения Мариенгофа. «Роман без вранья», посвященный близкому другу писателя – Сергею Есенину, – развенчивает образ «поэта-хулигана», многие овеявшие его легенды и знакомит читателя с совершенно другим Есениным – не лишенным недостатков, но чутким, ранимым, душевно чистым человеком. «Мой век, мои друзья и подруги» – блестяще написанное повествование о литературном и артистическом мире конца Серебряного века и «бурных двадцатых», – эпохи, когда в России создавалось новое, модернистское искусство…


Магдалина

Анатолий Борисович Мариенгоф родился в семье служащего (в молодости родители были актерами), учился в Нижегородском дворянском институте Императора Александра II; в 1913 после смерти матери переехал в Пензу. Окончив в 1916 пензенскую гимназию, поступил на юридический факультет Московского университета, но вскоре был призван на военную службу и определен в Инженерно-строительную дружину Западного фронта, служил заведующим канцелярией. После Октябрьской революции вернулся в Пензу, в 1918 создал там группу имажинистов, выпускал журнал «Комедиант», принимал участвие в альманахе «Исход».


Рекомендуем почитать
Последний бой Пересвета

Огромное войско под предводительством великого князя Литовского вторгается в Московскую землю. «Мор, глад, чума, война!» – гудит набат. Волею судеб воины и родичи, Пересвет и Ослябя оказываются во враждующих армиях.Дмитрий Донской и Сергий Радонежский, хитроумный Ольгерд и темник Мамай – герои романа, описывающего яркий по накалу страстей и напряженности духовной жизни период русской истории.


Грозная туча

Софья Макарова (1834–1887) — русская писательница и педагог, автор нескольких исторических повестей и около тридцати сборников рассказов для детей. Ее роман «Грозная туча» (1886) последний раз был издан в Санкт-Петербурге в 1912 году (7-е издание) к 100-летию Бородинской битвы.Роман посвящен судьбоносным событиям и тяжелым испытаниям, выпавшим на долю России в 1812 году, когда грозной тучей нависла над Отечеством армия Наполеона. Оригинально задуманная и изящно воплощенная автором в образы система героев позволяет читателю взглянуть на ту далекую войну с двух сторон — французской и русской.


Лета 7071

«Пусть ведает Русь правду мою и грех мой… Пусть осудит – и пусть простит! Отныне, собрав все силы, до последнего издыхания буду крепко и грозно держать я царство в своей руке!» Так поклялся государь Московский Иван Васильевич в «год 7071-й от Сотворения мира».В романе Валерия Полуйко с большой достоверностью и силой отображены важные события русской истории рубежа 1562/63 года – участие в Ливонской войне, борьба за выход к Балтийскому морю и превращение Великого княжества Московского в мощную европейскую державу.


Над Кубанью Книга третья

После романа «Кочубей» Аркадий Первенцев под влиянием творческого опыта Михаила Шолохова обратился к масштабным событиям Гражданской войны на Кубани. В предвоенные годы он работал над большим романом «Над Кубанью», в трех книгах.Роман «Над Кубанью» посвящён теме становления Советской власти на юге России, на Кубани и Дону. В нем отражена борьба малоимущих казаков и трудящейся бедноты против врагов революции, белогвардейщины и интервенции.Автор прослеживает судьбы многих людей, судьбы противоречивые, сложные, драматические.


Под ливнем багряным

Таинственный и поворотный четырнадцатый век…Между Англией и Францией завязывается династическая война, которой предстоит стать самой долгой в истории — столетней. Народные восстания — Жакерия и движение «чомпи» — потрясают основы феодального уклада. Ширящееся антипапское движение подтачивает вековые устои католицизма. Таков исторический фон книги Еремея Парнова «Под ливнем багряным», в центре которой образ Уота Тайлера, вождя английского народа, восставшего против феодального миропорядка. «Когда Адам копал землю, а Ева пряла, кто был дворянином?» — паролем свободы звучит лозунг повстанцев.Имя Е.


Теленок мой

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.