Екатерина - [55]
.
По записочке сэра Уыльямса, великая княгиня получила от английского консула барона Вольфа 10 000 фунтов стерлингов.
10
«Министрат и большое число жителей Нарвы приедет сюда броситься к ногам императрицы, чтобы просить у нее правосудия. Этот город совершенно приходит в упадок вследствие запрещения продавать их леса и это запрещение было получено Петром Шуваловым с целью поощрить торговлю лесом, которую он сам ведет на Онежском озере. Теперь находится на пятьсот тысяч рублей леса, который гниет на улицах и побережьях Нарвы, помимо того, что купцы не смеют продавать его хотя бы на одно су и весь город, за исключением четырех семейств, приведен в нищету».
Десятая глава
1
Повалившись в падучей, Елисавета скулою ударилась о ножку канапе.
«Не к роже белила, не к очам сурьма», — думала в крайней печали государыня, замалевывая кровоподтек.
И то верно! Лицо у нее было мятое и под глазами дряблые мешки.
«А вот и такою, лучше нонешних девок. Не родится больше красивых баб. Вывод им, как допотопному зверю. Это Ванюша говорит. Ему и смотреть-то на молодых тошно».
Но чтобы не быть перед собой сколько-нибудь дурой, кинув зеркало, сказала вслух:
«Это так! Всякая старина свою плешь хвалит».
И на опухших ногах немного походила по комнате.
И опять вернулась в мыслях к Ивану Ивановичу.
«За что ж любит? Он ведь не корыстный. А ну как стану ему досадна? Навыкла я к чувствительностям его. Миленькой француз мой, Иван Иванович, Богом прошу, не покидай».
И опять зло:
«А не ндравлюсь, иди к черту, был бы горшок, а покрышка найдется!»
И, опамятовавшись, легла на канапе дожидать и терпеливо скучать в запас и прислушиваться к повреждению здоровья.
Но терпеливость у дочери Петра была короткая.
«Морды им бить, плутам! Как глядят! Пружины на всех канапях повыпрыгивали».
А канапе было холмиком лебяжьего пуха.
И опять, чтобы не быть перед собой дурой, сказала грустно:
— Старой бабе и на печи ухабы.
И покарябала в голове острым ногтем согнутого указательного пальца, а не всей пятерней, как чесались жены купецкие.
И замерла со скрюченным пальцем на удивление жирной камер-медхен.
— Уф! Экая колика… Дунька жирный черт, салфетков горячих на брюхо! Да скоро! Розгой тебя, жирную, увещать, что ли?
И со смертной тоской в глазах захрипела:
— Медикусы-то, сволочи, лечить не знают. Может, брюхо-то у меня надо шпагою пропырять, чтобы вонючие воздухи вышли. Кобыл-то, боже мой, четвероногих тварей, спасают этим пыряньем. Нужда им, ворам, в кобыле. А во мне, верно, нужды нет. Потому и уменья не имеют. Потому и жизнь продолжить не ищут. А меня в яму? К червям? К червям для кушаньев?
И завопила на медикусов:
— Гады! Гады! Гады!
И скатилась, словно мешок тяжелый, на пол и, заливаясь горькими слезами, стала от непомерной злобы рвать большими прядями волосы на голове, ругая Бога и Сына Его, распятого на Голгофе, самыми поносными мужицкими словами.
Волосы у государыни были черные, крашеные, мертвые, как у куклы.
2
Степан Федорович Апраксин называл старшую дочь свою, Елену, бывшую замужем за гофмейстером князем Куракиным, — Сабелькой.
Княгиня Елена походила на отца, прекрасного чертами лица. Но генерал-аншеф и кавалер Степан Федорович был тучен, громаден, а княгиня тонка, изгибиста. Дочь была словно вынута из отца. Ну, скажем, как вынимают скрипку из футляра. Это сравнение представляется нам удачным. Генерал именно казался дорогим, любовно выделанным футляром для своей дочери.
Ее бледность не ощущалась болезненной, хотя пользована медикусами молодая женщина бывала часто и ложилась она в постель на день-другой-третий привычно, без всякого удивления и досады. Может быть, блеск глаз, живой и счастливый, исключал мысль о хилости княгини.
Человек, не знающий, что такое болезнь, кажется нам обделенным природой, неполноценным, как теперь говорят, потому что если сама болезнь и доставляет приятности, то выздоровление является ощущением наиболее близким к полному счастью. Его-то и не испытывает человек безнадежно крепкого здоровья.
И мы допускаем, что княгиня была несколько жизнерадостней, чем окружающие, главным образом оттого, что чаще остальных находилась на положении выздоравливающей.
При обширном елисаветинском дворе не было, может быть, одной-единственной чистой семьи. Даже тот, кто, пылко любя собственную жену, не хотел бы спать с чужой женой (и такие чудаки бывают на свете), не решился бы на это, из боязни показаться смешным, а это, как известно, гораздо более страшно, более при дворе губительно, чем, скажем, прослыть клеветником, доносчиком, лгуном или казнокрадом.
Петру Ивановичу Шувалову было не до амуров. Он рассуждал и решал за весь сенат, работал за все коллегии, думал за государыню; он, казалось ему, один без всякой подмоги, двигал Россию к цивилизации, к славе между народов европейских, делая своими руками новую эпоху коммерции и промышленности; однако не спать с чужой женой не решился бы и Шувалов, справедливо боясь «смехов и труненья двора».
— Сменять амура хочу, — сказал сенатор своему другу — тучному изнеженному генералу, — только мне надобен амур незаботный. На мне, Степа, Россия. Мне не досужно склонностям в подробность изъясняться и от рогатых мужей под фижмами хорониться.
В 1928 году в берлинском издательстве «Петрополис» вышел роман «Циники», публикация которого принесла Мариенгофу массу неприятностей и за который он был подвергнут травле. Роман отразил время первых послереволюционных лет, нэп с присущими времени социальными контрастами, противоречиями. В романе «Циники» все персонажи вымышленные, но внимательный читатель найдет аллюзии на современников автора.История одной любви. Роман-провокация. Экзотическая картина первых послереволюционных лет России.
Анатолий Борисович Мариенгоф (1897–1962), поэт, прозаик, драматург, мемуарист, был яркой фигурой литературной жизни России первой половины нашего столетия. Один из основателей поэтической группы имажинистов, оказавшей определенное влияние на развитие российской поэзии 10-20-х годов. Был связан тесной личной и творческой дружбой с Сергеем Есениным. Автор более десятка пьес, шедших в ведущих театрах страны, многочисленных стихотворных сборников, двух романов — «Циники» и «Екатерина» — и автобиографической трилогии.
В издание включены романы А. Б. Мариенгофа «Циники» и «Бритый человек». Впервые опубликованные за границей, в берлинском издательстве «Петрополис» («Циники» – в 1928 г., «Бритый человек» – в 1930 г.), в Советской России произведения Мариенгофа были признаны «антиобщественными». На долгие годы его имя «выпало» из литературного процесса. Возможность прочесть роман «Циники» открылась русским читателям лишь в 1988 году, «Бритый человек» впервые был издан в России в 1991-м. В 1991 году по мотивам романа «Циники» снял фильм Дмитрий Месхиев.
Анатолий Мариенгоф (1897–1962) — поэт, прозаик, драматург, одна из ярких фигур российской литературной жизни первой половины столетия. Его мемуарная проза долгие годы оставалась неизвестной для читателя. Лишь в последнее десятилетие она стала издаваться, но лишь по частям, и никогда — в едином томе. А ведь он рассматривал три части своих воспоминаний («Роман без вранья», «Мой век, мои друзья и подруги» и «Это вам, потомки!») как единое целое и даже дал этой не состоявшейся при его жизни книге название — «Бессмертная трилогия».
В этот сборник вошли наиболее известные мемуарные произведения Мариенгофа. «Роман без вранья», посвященный близкому другу писателя – Сергею Есенину, – развенчивает образ «поэта-хулигана», многие овеявшие его легенды и знакомит читателя с совершенно другим Есениным – не лишенным недостатков, но чутким, ранимым, душевно чистым человеком. «Мой век, мои друзья и подруги» – блестяще написанное повествование о литературном и артистическом мире конца Серебряного века и «бурных двадцатых», – эпохи, когда в России создавалось новое, модернистское искусство…
Анатолий Борисович Мариенгоф родился в семье служащего (в молодости родители были актерами), учился в Нижегородском дворянском институте Императора Александра II; в 1913 после смерти матери переехал в Пензу. Окончив в 1916 пензенскую гимназию, поступил на юридический факультет Московского университета, но вскоре был призван на военную службу и определен в Инженерно-строительную дружину Западного фронта, служил заведующим канцелярией. После Октябрьской революции вернулся в Пензу, в 1918 создал там группу имажинистов, выпускал журнал «Комедиант», принимал участвие в альманахе «Исход».
Софья Макарова (1834–1887) — русская писательница и педагог, автор нескольких исторических повестей и около тридцати сборников рассказов для детей. Ее роман «Грозная туча» (1886) последний раз был издан в Санкт-Петербурге в 1912 году (7-е издание) к 100-летию Бородинской битвы.Роман посвящен судьбоносным событиям и тяжелым испытаниям, выпавшим на долю России в 1812 году, когда грозной тучей нависла над Отечеством армия Наполеона. Оригинально задуманная и изящно воплощенная автором в образы система героев позволяет читателю взглянуть на ту далекую войну с двух сторон — французской и русской.
«Пусть ведает Русь правду мою и грех мой… Пусть осудит – и пусть простит! Отныне, собрав все силы, до последнего издыхания буду крепко и грозно держать я царство в своей руке!» Так поклялся государь Московский Иван Васильевич в «год 7071-й от Сотворения мира».В романе Валерия Полуйко с большой достоверностью и силой отображены важные события русской истории рубежа 1562/63 года – участие в Ливонской войне, борьба за выход к Балтийскому морю и превращение Великого княжества Московского в мощную европейскую державу.
После романа «Кочубей» Аркадий Первенцев под влиянием творческого опыта Михаила Шолохова обратился к масштабным событиям Гражданской войны на Кубани. В предвоенные годы он работал над большим романом «Над Кубанью», в трех книгах.Роман «Над Кубанью» посвящён теме становления Советской власти на юге России, на Кубани и Дону. В нем отражена борьба малоимущих казаков и трудящейся бедноты против врагов революции, белогвардейщины и интервенции.Автор прослеживает судьбы многих людей, судьбы противоречивые, сложные, драматические.
Таинственный и поворотный четырнадцатый век…Между Англией и Францией завязывается династическая война, которой предстоит стать самой долгой в истории — столетней. Народные восстания — Жакерия и движение «чомпи» — потрясают основы феодального уклада. Ширящееся антипапское движение подтачивает вековые устои католицизма. Таков исторический фон книги Еремея Парнова «Под ливнем багряным», в центре которой образ Уота Тайлера, вождя английского народа, восставшего против феодального миропорядка. «Когда Адам копал землю, а Ева пряла, кто был дворянином?» — паролем свободы звучит лозунг повстанцев.Имя Е.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Второе издание. Воспоминания непосредственного свидетеля и участника описываемых событий.Г. Зотов родился в 1926 году в семье русских эмигрантов в Венгрии. В 1929 году семья переехала во Францию. Далее судьба автора сложилась как складывались непростые судьбы эмигрантов в период предвоенный, второй мировой войны и после неё. Будучи воспитанным в непримиримом антикоммунистическом духе. Г. Зотов воевал на стороне немцев против коммунистической России, к концу войны оказался 8 Германии, скрывался там под вымышленной фамилией после разгрома немцев, женился на девушке из СССР, вывезенной немцами на работу в Германии и, в конце концов, оказался репатриированным в Россию, которой он не знал и в любви к которой воспитывался всю жизнь.В предлагаемой книге автор искренне и непредвзято рассказывает о своих злоключениях в СССР, которые кончились его спасением, но потерей жены и ребёнка.