Екатерина - [53]
В том же самом русских убеждали, и не только словами, еще несколько сэров, предшественников сэра Чарльза Генбури Уыльямса.
Вероятно, после подписания Вестминстерского трактата придется убеждать варваров в чем-нибудь другом.
Да, это верно, что в трагедии, если она хороша, зритель должен не только поплакать, но и от души посмеяться.
— Россия находится на услужении Англии, — сказал Фридрих II, а мы с королем Георгом стали добрыми союзниками. Надо думать, что солдаты, которых он купил в Петербурге, будут превосходно бить австрийцев для меня.
Но к субсидному договору на русских солдат была, оказывается, приложена «секретнейшая декларация» — поясняющая, что русские солдаты проданы Англии только на Фридриха.
Из-за этого неожиданного приложения министерство хотело отозвать из Петербурга сэра Уыльямса.
Но Фридрих отговорил.
«Это было бы несчастьем относительно молодого русского двора, который вдруг лишился бы его добрых советов при обстоятельствах критических», — писал дальновидный король.
8
Если судить по мебелям, которыми Алексей Петрович обставлялся, можно было заключить, что из всех зверей он отдавал предпочтение хозяину пустыни — льву. Петербургские англичане меркантильно объясняли это угодливостью великого канцлера перед двором короля Георга: лев был зверем с английского герба.
Но чересчур трезвые умозаключения нам подчас кажутся наиболее наивными. Почему бы, право, и не предположить, что Алексей Петрович носил в сердце нежность к своей молодости: вот он, Алексей Петрович, щеголь, ветреник и умница-острослов, в службе ганноверского курфюрста; вот ганноверский курфюрст становится королем Англии; вот для Алексея Петровича из туманов возникает великий город — каменное логовище британского льва; вот и тяжелая Темза, которую, по меткому слову сэра Уыльямса, только обезьянничала Нева; вот Алексей Петрович в качестве английского министра скачет в Петербург с нотификацией о восшествии на престол Георга.
Это бестужевская молодость, далекая годами и близкая в памяти. «Ах, будто все было вчера» — так испокон века говорят старики.
За окном была ледяная неразбериха.
Над большим письменным столом, стоящим на львиных лапах, стыло морщинистое лицо под непомерным париком старинных обыкновений.
«Одревнел Бестужев, неприлично одревнел», — думал сэр Уыльямс.
Глубокие кресла, обитые бархатом цвета сырого мяса, также стояли на львиных лапах; большая серебряная чернильница имела львиную голову; толстые свечи были воткнуты в разверстые пасти тяжелых подсвечников, разумеется, серебряных. Впрочем, все бестужевские львы, деревянные, серебряные и бронзовые, немало походили и на барбосов.
Февраль пулял ледяной крупой в большие квадраты стекол просторного кабинета.
«Не слишком ли я долго говорю перед этим господином?» — спросил себя сэр Уыльямс.
На письменном столе лежал бронзовый лев-барбос, держащий в зубах часы. Англичанин поднял на них левую веку, напоминающую скорлупу грецкого ореха: «Истекает двадцать четвертая минута — это сверх всякой меры».
И сэр Уыльямс заключил свое двадцатичетырехминутное сообщение:
— Таково, граф, содержание трактата, подписанного в Сенджамсе.
И почтительно улыбнулся длинными, как пальцы, зубами.
Вспомнив сообщение своего предшественника сэра Гюй Дикенса о взятках, которые получал Бестужев от австрийского двора и от саксонского, от первого что-то около тридцати тысяч флоринов, а от второго тысяч девять-восемь рейхсталеров, сэр Уыльямс сказал себе в уме: «В следующий раз непременно издали покажу ему золотую пилюлю; эта русская птица, именуемая великим канцлером, обладает орлиным глазом для распознания предметов подобного рода».
За окном выла ледяная неразбериха.
— Заверяю вас честью, граф, — сказал посланник, — а также и клятвой истинного и испытанного друга, что трактат не имеет никаких тайных и сепаратных артикулов.
Бестужев молчал. Узкие пальцы его, растекшиеся по столу, дрожали. Лицо посерело. Можно было подумать, что слова длиннозубого англичанина, являясь материей — пылью или пеплом, легли тончайшим слоем или пеленой на щеки, лоб и губы великого канцлера.
— Можем ли мы с вами, граф, иметь сомнения, что только страх перед старинной и искренней дружбой дворов английского и российского принудили короля Пруссии к подписанию трактата, столь благодетельного и успокоительного для Европы.
Бестужев молчал.
От привычки быть вежливым, англичанин продолжал выталкивать изо рта слова, которые относились к той обширной категории слов, что являются бессмысленной и обременительной повинностью, как для говорящего, так и для слушающего.
— Как только весть о трактате дошла до меня, я, не смея помедлить, сломя голову поскакал в эту пургу к вам, ваше сиятельство, для скорейшего извещения.
И сэр Уыльямс улыбнулся длинными, как пальцы, зубами.
А Бестужев удержался, чтобы не прикрыть трясущейся рукой жилистую свою и напряженную шею. Словно длинные желтые зубы принадлежали какому-нибудь дикому зверю, а не вежливому английскому послу, столь расположенному к посильным услугам для российского великого канцлера.
— И еще, граф, я бы счел не лишним упомянуть, что мой государь имеет твердые надежды, что на основе конвенции российские войска будут двинуты к границе.
В 1928 году в берлинском издательстве «Петрополис» вышел роман «Циники», публикация которого принесла Мариенгофу массу неприятностей и за который он был подвергнут травле. Роман отразил время первых послереволюционных лет, нэп с присущими времени социальными контрастами, противоречиями. В романе «Циники» все персонажи вымышленные, но внимательный читатель найдет аллюзии на современников автора.История одной любви. Роман-провокация. Экзотическая картина первых послереволюционных лет России.
Анатолий Борисович Мариенгоф (1897–1962), поэт, прозаик, драматург, мемуарист, был яркой фигурой литературной жизни России первой половины нашего столетия. Один из основателей поэтической группы имажинистов, оказавшей определенное влияние на развитие российской поэзии 10-20-х годов. Был связан тесной личной и творческой дружбой с Сергеем Есениным. Автор более десятка пьес, шедших в ведущих театрах страны, многочисленных стихотворных сборников, двух романов — «Циники» и «Екатерина» — и автобиографической трилогии.
В издание включены романы А. Б. Мариенгофа «Циники» и «Бритый человек». Впервые опубликованные за границей, в берлинском издательстве «Петрополис» («Циники» – в 1928 г., «Бритый человек» – в 1930 г.), в Советской России произведения Мариенгофа были признаны «антиобщественными». На долгие годы его имя «выпало» из литературного процесса. Возможность прочесть роман «Циники» открылась русским читателям лишь в 1988 году, «Бритый человек» впервые был издан в России в 1991-м. В 1991 году по мотивам романа «Циники» снял фильм Дмитрий Месхиев.
Анатолий Мариенгоф (1897–1962) — поэт, прозаик, драматург, одна из ярких фигур российской литературной жизни первой половины столетия. Его мемуарная проза долгие годы оставалась неизвестной для читателя. Лишь в последнее десятилетие она стала издаваться, но лишь по частям, и никогда — в едином томе. А ведь он рассматривал три части своих воспоминаний («Роман без вранья», «Мой век, мои друзья и подруги» и «Это вам, потомки!») как единое целое и даже дал этой не состоявшейся при его жизни книге название — «Бессмертная трилогия».
В этот сборник вошли наиболее известные мемуарные произведения Мариенгофа. «Роман без вранья», посвященный близкому другу писателя – Сергею Есенину, – развенчивает образ «поэта-хулигана», многие овеявшие его легенды и знакомит читателя с совершенно другим Есениным – не лишенным недостатков, но чутким, ранимым, душевно чистым человеком. «Мой век, мои друзья и подруги» – блестяще написанное повествование о литературном и артистическом мире конца Серебряного века и «бурных двадцатых», – эпохи, когда в России создавалось новое, модернистское искусство…
Анатолий Борисович Мариенгоф родился в семье служащего (в молодости родители были актерами), учился в Нижегородском дворянском институте Императора Александра II; в 1913 после смерти матери переехал в Пензу. Окончив в 1916 пензенскую гимназию, поступил на юридический факультет Московского университета, но вскоре был призван на военную службу и определен в Инженерно-строительную дружину Западного фронта, служил заведующим канцелярией. После Октябрьской революции вернулся в Пензу, в 1918 создал там группу имажинистов, выпускал журнал «Комедиант», принимал участвие в альманахе «Исход».
Огромное войско под предводительством великого князя Литовского вторгается в Московскую землю. «Мор, глад, чума, война!» – гудит набат. Волею судеб воины и родичи, Пересвет и Ослябя оказываются во враждующих армиях.Дмитрий Донской и Сергий Радонежский, хитроумный Ольгерд и темник Мамай – герои романа, описывающего яркий по накалу страстей и напряженности духовной жизни период русской истории.
Софья Макарова (1834–1887) — русская писательница и педагог, автор нескольких исторических повестей и около тридцати сборников рассказов для детей. Ее роман «Грозная туча» (1886) последний раз был издан в Санкт-Петербурге в 1912 году (7-е издание) к 100-летию Бородинской битвы.Роман посвящен судьбоносным событиям и тяжелым испытаниям, выпавшим на долю России в 1812 году, когда грозной тучей нависла над Отечеством армия Наполеона. Оригинально задуманная и изящно воплощенная автором в образы система героев позволяет читателю взглянуть на ту далекую войну с двух сторон — французской и русской.
«Пусть ведает Русь правду мою и грех мой… Пусть осудит – и пусть простит! Отныне, собрав все силы, до последнего издыхания буду крепко и грозно держать я царство в своей руке!» Так поклялся государь Московский Иван Васильевич в «год 7071-й от Сотворения мира».В романе Валерия Полуйко с большой достоверностью и силой отображены важные события русской истории рубежа 1562/63 года – участие в Ливонской войне, борьба за выход к Балтийскому морю и превращение Великого княжества Московского в мощную европейскую державу.
После романа «Кочубей» Аркадий Первенцев под влиянием творческого опыта Михаила Шолохова обратился к масштабным событиям Гражданской войны на Кубани. В предвоенные годы он работал над большим романом «Над Кубанью», в трех книгах.Роман «Над Кубанью» посвящён теме становления Советской власти на юге России, на Кубани и Дону. В нем отражена борьба малоимущих казаков и трудящейся бедноты против врагов революции, белогвардейщины и интервенции.Автор прослеживает судьбы многих людей, судьбы противоречивые, сложные, драматические.
Таинственный и поворотный четырнадцатый век…Между Англией и Францией завязывается династическая война, которой предстоит стать самой долгой в истории — столетней. Народные восстания — Жакерия и движение «чомпи» — потрясают основы феодального уклада. Ширящееся антипапское движение подтачивает вековые устои католицизма. Таков исторический фон книги Еремея Парнова «Под ливнем багряным», в центре которой образ Уота Тайлера, вождя английского народа, восставшего против феодального миропорядка. «Когда Адам копал землю, а Ева пряла, кто был дворянином?» — паролем свободы звучит лозунг повстанцев.Имя Е.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.