Екатерина - [41]
Спазма перекусила горло семнадцатилетнего главнокомандующего оловянных войск.
Камер-лакеи, справедливо испугавшись столь сокрушительного артиллерийского огня, сообразили начать перестройку прусской тяжелой конницы в тонкие резервные линии.
— Негодяи! — прохрипел в бешенстве Петр Федорович. — Вы, кажется, вздумали рассуждать? — и, в бешенстве соскочив с деревянного коня, наградил нарушителей дисциплины пинками в зад.
Офицеры и солдаты прусского короля, как известно, должны были знать одно право и обязанность: «Исполнять, что приказано». Всякое рассуждение во время боя рассматривалось Фридрихом, а за ним и Петром Федоровичем, как нарушение дисциплины, что каралось наравне с изменой.
— Расстреляю! Вздерну! Me… Me…
Ком жеваной бумаги ненароком влетел в рот полководцу.
— Me… мерзавцы! — тем не менее, доругался он, сгоряча проглотив ядро.
Артиллерийский и ружейный огонь положил на месте более двух третей кирасиров и карабинеров. Остальные были подняты на штыки русской пехотой, наконец-то решившей оставить свои укрепленные позиции.
— Румберг! — тихо позвал старика-драгуна внук Петра, дергаясь маленькой головой, напоминавшей редьку.
Белый как лунь драгун крупным солдатским шагом подошел к всхлипывающему полководцу и, вытянувшись перед ним в струну, сжал челюсти, чтобы, не моргнув, получить две пощечины.
— А теперь, ваше высочество, разрешите начать преследование вашей опрокинутой армии? — отчеканил упрямый солдат.
— Разрешаю, — простонал Петр Федорович и, обвив пальцами-глистами маленькую горячую голову, стал нервически выкликать распоряжения, может быть, верные в устах Фридриха II.
8
У Екатерины болели зубы.
— Жених, ваше высочество! — взвизгнула камер-медхен.
Невеста, держась за щеку, подбежала к окну.
Из кареты вылез Петр Федорович.
Невеста ничего не имела бы против того, чтобы он взволнованно поднял глаза к потным стеклам комнаты, обитой красной материей. Этого не случилось.
Екатерина кинулась к зеркалу в раме с облезшей позолотой. Зная нерусский вкус Петра Федоровича, она не перепудрилась и не перерумянилась.
— Как ваше здоровье, сударыня?
— Благодарю, ваше высочество, я себя чувствую, как нельзя лучше, — жизнерадостно воскликнула невеста, страдавшая самой злодейской зубной болью.
— Это превосходно. У вас, сударыня, цветущий вид, — проквакал любезник, внимательно разглядывая какую-то трещину на потолке.
— Может быть, вы сядете, ваше высочество.
И, просительно улыбаясь, придвинула вытертое кресло.
— Да нет, благодарю покорно, я лучше похожу. У меня в карете ноги затекли.
Петр Федорович раз и навсегда учел, что удирать от невесты легче из стоячего положения, чем из сидячего.
«О чем же с ней разговаривать, — думал он не без досады, — музыку не любит, поэзию не любит, картины не любит, а в войне баба смыслит, что корова в этикете», — и вдруг, засияв почти желтыми глазами, вспомнил про совещания свои с шведским драгуном о супружеской жизни.
— Нынче утром, черт побери, старый Румберг давал мне порядочные советы.
— К чему бы они относились, ваше высочество?
— К супружеской жизни, сударыня.
— Интересно знать, что думает об этом ваш драгун.
— Извольте, — и жених без вторичного приглашения резко сел в кресло, хрустнувшее подклеенными ножками. — Прежде всего, сударыня, жене следует трепетать мужа и не совать нос в его дела, а потому, черт возьми, не слишком затруднять себя рассуждением. Это мужское занятие.
— Нет, ваше высочество, я философию вашего солдата, во второй части ее, не вполне разделяю. Есть предметы, о которых женщине думать и рассуждать вполне пристало, возьмем, к примеру, о нарядах и увеселениях, а также о воспитании своих детей в нравственных качествах, — заключила Екатерина, не чувствующая к детям ничего, кроме гадливости.
«Из этой скучной особы, лишенной всякого тщеславия, образуется, по моему мнению, самая наилучшая супруга для монарха», — положил в мыслях наследник российского престола.
— Мне, сударыня, остается только согласиться с вашим благоразумием.
Серая пыль скуки, покрыв пеленою рябое лицо жениха, нисколько не осела на длинном личике, заклейменном вечной улыбкой.
— Я с нетерпеливостью ожидаю, сударь, продолжения вашего рассказа.
— Право, сударыня, не так уж он любопытен. К чему уговаривать овцу, питающуюся травой, не кушать бычьего мяса, вкусного для тигрицы? — и потер руки, довольный своим звонким ответом.
9
Фридрих II объявил войну Саксонии.
«Рабочих суконного двора за грубые и дерзкие слова наказывать: в первый раз — плетьми, во второй раз — батогами с вычетом платы за три месяца, а в третий раз — ссылкою на год на каторжные работы; если же кто поднимет руку, того бить кнутом и ссылать на каторжную работу вечно».
Бракосочетание наследника российского престола с великою княгиней Екатериной Алексеевной было назначено на 21 августа.
Вода в Неве, как жидкий гранит.
Король прусский называл солдат «самым необходимым для правителей товаром».
Современники называли Фридриха II «королем-философом».
Первый петербургский щеголь Семен Кириллович Нарышкин сделал себе к свадьбе кафтан, на спине которого было вышито серебряное дерево с сучьями, расходящимися по рукавам.
В 1928 году в берлинском издательстве «Петрополис» вышел роман «Циники», публикация которого принесла Мариенгофу массу неприятностей и за который он был подвергнут травле. Роман отразил время первых послереволюционных лет, нэп с присущими времени социальными контрастами, противоречиями. В романе «Циники» все персонажи вымышленные, но внимательный читатель найдет аллюзии на современников автора.История одной любви. Роман-провокация. Экзотическая картина первых послереволюционных лет России.
Анатолий Борисович Мариенгоф (1897–1962), поэт, прозаик, драматург, мемуарист, был яркой фигурой литературной жизни России первой половины нашего столетия. Один из основателей поэтической группы имажинистов, оказавшей определенное влияние на развитие российской поэзии 10-20-х годов. Был связан тесной личной и творческой дружбой с Сергеем Есениным. Автор более десятка пьес, шедших в ведущих театрах страны, многочисленных стихотворных сборников, двух романов — «Циники» и «Екатерина» — и автобиографической трилогии.
Анатолий Мариенгоф (1897–1962) — поэт, прозаик, драматург, одна из ярких фигур российской литературной жизни первой половины столетия. Его мемуарная проза долгие годы оставалась неизвестной для читателя. Лишь в последнее десятилетие она стала издаваться, но лишь по частям, и никогда — в едином томе. А ведь он рассматривал три части своих воспоминаний («Роман без вранья», «Мой век, мои друзья и подруги» и «Это вам, потомки!») как единое целое и даже дал этой не состоявшейся при его жизни книге название — «Бессмертная трилогия».
В издание включены романы А. Б. Мариенгофа «Циники» и «Бритый человек». Впервые опубликованные за границей, в берлинском издательстве «Петрополис» («Циники» – в 1928 г., «Бритый человек» – в 1930 г.), в Советской России произведения Мариенгофа были признаны «антиобщественными». На долгие годы его имя «выпало» из литературного процесса. Возможность прочесть роман «Циники» открылась русским читателям лишь в 1988 году, «Бритый человек» впервые был издан в России в 1991-м. В 1991 году по мотивам романа «Циники» снял фильм Дмитрий Месхиев.
В этот сборник вошли наиболее известные мемуарные произведения Мариенгофа. «Роман без вранья», посвященный близкому другу писателя – Сергею Есенину, – развенчивает образ «поэта-хулигана», многие овеявшие его легенды и знакомит читателя с совершенно другим Есениным – не лишенным недостатков, но чутким, ранимым, душевно чистым человеком. «Мой век, мои друзья и подруги» – блестяще написанное повествование о литературном и артистическом мире конца Серебряного века и «бурных двадцатых», – эпохи, когда в России создавалось новое, модернистское искусство…
Анатолий Борисович Мариенгоф родился в семье служащего (в молодости родители были актерами), учился в Нижегородском дворянском институте Императора Александра II; в 1913 после смерти матери переехал в Пензу. Окончив в 1916 пензенскую гимназию, поступил на юридический факультет Московского университета, но вскоре был призван на военную службу и определен в Инженерно-строительную дружину Западного фронта, служил заведующим канцелярией. После Октябрьской революции вернулся в Пензу, в 1918 создал там группу имажинистов, выпускал журнал «Комедиант», принимал участвие в альманахе «Исход».
Роман Дмитрия Конаныхина «Деды и прадеды» открывает цикл книг о «крови, поте и слезах», надеждах, тяжёлом труде и счастье простых людей. Федеральная Горьковская литературная премия в номинации «Русская жизнь» за связь поколений и развитие традиций русского эпического романа (2016 г.)
Роман «Испорченная кровь» — третья часть эпопеи Владимира Неффа об исторических судьбах чешской буржуазии. В романе, время действия которого датируется 1880–1890 годами, писатель подводит некоторые итоги пройденного его героями пути. Так, гибнет Недобыл — наиболее яркий представитель некогда могущественной чешской буржуазии. Переживает агонию и когда-то процветавшая фирма коммерсанта Борна. Кончает самоубийством старший сын этого видного «патриота» — Миша, ставший полицейским доносчиком и шпионом; в семье Борна, так же как и в семье Недобыла, ощутимо дает себя знать распад, вырождение.
Роман «Апельсин потерянного солнца» известного прозаика и профессионального журналиста Ашота Бегларяна не только о Великой Отечественной войне, в которой участвовал и, увы, пропал без вести дед автора по отцовской линии Сантур Джалалович Бегларян. Сам автор пережил три войны, развязанные в конце 20-го и начале 21-го веков против его родины — Нагорного Карабаха, борющегося за своё достойное место под солнцем. Ашот Бегларян с глубокой философичностью и тонким психологизмом размышляет над проблемами войны и мира в планетарном масштабе и, в частности, в неспокойном закавказском регионе.
Сюжетная линия романа «Гамлет XVIII века» развивается вокруг таинственной смерти князя Радовича. Сын князя Денис, повзрослев, заподозрил, что соучастниками в убийстве отца могли быть мать и ее любовник, Действие развивается во времена правления Павла I, который увидел в молодом князе честную, благородную душу, поддержал его и взял на придворную службу.Книга представляет интерес для широкого круга читателей.
В 1977 году вышел в свет роман Льва Дугина «Лицей», в котором писатель воссоздал образ А. С. Пушкина в последний год его лицейской жизни. Роман «Северная столица» служит непосредственным продолжением «Лицея». Действие новой книги происходит в 1817 – 1820 годах, вплоть до южной ссылки поэта. Пушкин предстает перед нами в окружении многочисленных друзей, в круговороте общественной жизни России начала 20-х годов XIX века, в преддверии движения декабристов.