Екатерина Дашкова - [110]

Однако следует обратить внимание, что именно с весны 1784 года отношения Григория Александровича и княгини теряют налет близости. Ее письма, прежде длинные, полные просьб и заверений в дружбе, становятся короткими записками: «Будьте добры, князь, разрешите моему сыну приехать… ко дню св. Екатерины»^{716}. А где же: «Вы не можете усомниться в искренности и горячей дружбе, кою я вам посвятила»?

Чтобы ответить на этот вопрос, следует обратиться к камер-фурьерскому журналу. 1783 год — пиковый в карьере нашей героини. Она не только стала директором Академии наук, но и постоянно на первых ролях участвовала в придворной жизни. Ее близость к императрице была настолько велика, что на малых эрмитажных собраниях имя княгини указывали первым в списке гостей^{717}.

Наконец, во время путешествия Екатерины II во Фридрихсгам для встречи со шведским кузеном Густавом III Дашкова — единственная дама, которую взяли с собой. Ее старый знакомый, брат короля герцог Карл Зюдерманландский через шведского посла в Петербурге барона Нолькена предложил княгине орден «Заслуги». Прежний сторонник тесного союза со Швецией — Панин — был уже не у дел, и северные соседи попытались найти ему замену в лице Дашковой. Та дальновидно отклонила пожалование, считая, что оно обяжет ее действовать в пользу шведского короля. И, добавим, вызовет недовольство Екатерины II. Вместо ордена княгиня получила другой знак высочайшего внимания — кольцо с портретом Густава III в обрамлении крупных бриллиантов. По словам Дашковой, из-за них перстень выглядел уродливо, поэтому в Петербурге камни были вынуты и заменены жемчужинами. Возможно, эта история и породила слух, будто наша героиня выковыривала бриллианты из пожалованных ей наград. Тогда же, 9 июля 1783 года, Дашкова была избрана почетным членом Шведской королевской академии наук.

Влияние княгини было на пике. Через Потемкина она выхлопотала для брата Александра орден Святого Владимира^{718}, пристроила адъютантом в свите светлейшего своего племянника Д.П. Бутурлина^{719} — еще одного хорошо образованного молодого бездельника, впоследствии известного скабрезной сатирой на императрицу. К весне 1784 года Дашкова начала не просто сознавать, но пробовать свою силу.

Между тем начало 1784 года — кризисный момент. Еще могла начаться война с Турцией из-за Крыма. Великий князь Павел заявил, что европейские державы не станут спокойно смотреть на завоевание полуострова^{720}. После дружного возмущения соседних государств ждали смены царствующей особы в России. Генерал Петр Панин написал для наследника манифест о вступлении на престол^{721}.

И тут Дашкова подоспела со своими разоблачениями в адрес Потемкина. Возможно, это была «маленькая месть» за полуторагодовую интригу. Но еще вероятнее, княгиня озвучила позицию своего брата Александра Воронцова. Именно его сторонники неустанно распространяли слухи о «неустройствах в войске» и «слабом управлении» светлейшего князя. Годами Александр Романович носился с идеей подчинить светлейшего Румянцеву. Весной 1784 года старый фельдмаршал, поддержанный Воронцовым, потребовал инструкций на случай разрыва с Турцией^{722}. Такой документ превратил бы его в главнокомандующего, а Потемкина — в подчиненного.

Чтобы добиться своего, следовало представить императрице обоснованные свидетельства нерадения Григория Александровича. Это легче было сделать через Павла Михайловича — лицо, близкое к Потемкину, очевидца присоединения Крыма.

Молодой князь Дашков снимал планы Чуфут-Кале, Мангупа, Ашмалы. Часть пути вместе с ним проделал французский путешественник герцог Караман, составивший для своего правительства весьма подробные «Записки». Караман вполне объективно оценил и уровень русской армии, и ее готовность к будущей войне, и хозяйственные приготовления на юге. Поскольку Караман и Дашков ездили вместе, Павел видел то же, что и француз^{723}. Мог ли он «обнести» Потемкина — дело совести. Достоверно известно одно: Павел лишился покровительства светлейшего и перешел под опеку Румянцева.

Императрица крайне болезненно относилась к выпадам против Потемкина, считая, что тот «дает упор» «властолюбию» придворных^{724}. Участие Павла Михайловича в интригах родни показало его таким же неблагодарным и «перемечливым», как мать. 2 февраля 1784 года Григорий Александрович получил чин фельдмаршала (что уравнивало его с Румянцевым), официально стал президентом Военной коллегии и генерал-губернатором вновь присоединенных земель.

Дашкова осталась в должности, но ее придворная близость к Екатерине II пошла на убыль. В начале мая княгиня получила отпуск, чтобы провести его вместе с приехавшей из Ирландии подругой Кэтрин Гамильтон. В течение четырех месяцев дамы посещали имения княгини в Московской, Калужской, Смоленской и Могилевской губерниях и только в сентябре вернулись в Петербург^{725}. Длительный отпуск — форма опалы. Именно он и заставил Энгельгардта думать, будто Дашкову сняли с управления Академией наук.

Глава одиннадцатая. КАВАЛЕРСТВЕННАЯ ДАМА

«Единственное, чего России не хватает — это чтобы какая-нибудь великая женщина командовала войском, — не без иронии замечал Джакомо Казанова после знакомства с «госпожой д'Ашкоф». — Ученые мужи сгорели бы со стыда, что ими правит женщина, когда бы не признали в ней Минерву»