Эхолот - [16]

Сомов стал пользоваться большим спросом. И тут уж сами заказчики показывали ему рыбные места. Хотя, он всегда говорил, усмехаясь по-стариковски, что не бывает “рыбных” или “нерыбных” мест, все хороши. “Рыба – она в воде живёт, где вода, там и рыба”. Некоторые думали, что секрет – в очках Сомова, и пару раз очки у него похищали. Валентин радовался как малёк, представляя себе облом идиотов воришек. А Сомов молча улыбался и заказывал новые очки.

В Дальневосточных речках Иннокентий выслеживал тайменя, в Байкале ловил омуля, в Амуре – калугу, в брюхе которой помещается пятьдесят вёдер черной икры.

Один раз участвовал он в разделке такой рыбины прямо на берегу, целиком везти её было немыслимо, весит она больше тонны, в толщину – метр, а в длину – метров десять.

И вот лежала она на песке и была ещё жива, а Сомов стоял перед её головой. И посмотрела калуга Сомову прямо в глаза с укоризной, дескать, что ж ты, Сомов меня предал. Нехорошо стало Иннокентию, стыдно.

А перед тем, как издохнуть, рыба ему говорит: “Ладно, я на тебя зла не держу, Кеша, судьба у тебя такая... Ты это... Когда мне брюхо-то вспорют, ты первым делом в желудке посмотри, там для тебя гостинец припасён... не забудь... и не теряй его...” И померла рыбина, остекленели глаза её. А Сомов нагнулся и погладил её по темной холодной морде.

Потом рыбаки её взрезали, и пока выгребали икру вёдрами, покровительственно перекрикиваясь с иностранцами, обалдевшими от русского изобилия, Сомов нашёл в скользком желудке платиновое колечко, сделанное в виде тонкой рыбки, опоясывающей всем телом палец; в глазу у рыбки поблёскивала изумрудная песчинка, а с внутренней стороны имелась мелкая надпись, сделанная буквами необычного старинного вида. Правда, слово они почему-то составляли известное и понятное, это было слово “спаси”.

Сомов ополоснул колечко-рыбку в Амуре и надел на мизинец. А может не из калуги было это кольцо... может это я потом уже выдумал... Что-то ещё было с ним связано... не помню, не важно, главное – было кольцо.

Путешествия Сомова продолжались. В Чебоксарском море выуживал Иннокентий хитрого и осторожного голавля, ловко соблазняя его майским жуком. На горных реках он бывать не любил, всё мелькает, пестрит, ничего толком не видно, поэтому поклонникам горной форели Сомов в услугах отказывал, а ещё, когда кто-нибудь из рыбарей зазывал его на сома, он тоже отклонял предложение, вежливо, но настойчиво, – у знаменитостей свои причуды. Однажды он поймал сома (небольшого, размером с ребёнка), и почувствовал что-то такое ужасное, что тотчас его отпустил и ещё долго следил за ним под водой – жив ли. Кеша понимал, что это нелепо. Но понимать – одно, а чувства его при этом были настоящими, и что тут поделать.

Мотался Сомов с Амура на Лену, с Чёрного моря на Каспий, заглядывал в Москву отдышаться, и снова – Селигер, Балтика, Днепр, Псёл, Обь, Печора, Урал, Дон, Амур, Медведица. Постепенно Иннокентию всё надоело – что-то в душе требовало новых масштабов, океанских – и Сомов пошёл на телевидение. Сам. Случайно познакомился на рыбалке с одним телевизионщиком. И так, постепенно...

Навалилась на Сомова слава. В том числа в виде мешков писем. Сначала он относился к письмам серьёзно и даже на них отвечал, а потом утомился. Послания были разные: кто-то спрашивал о рыбных местах и даже предлагал издать книгу, кто-то интересовался, как стать таким же, а одна старушка умоляла отыскать драгоценную брошь, которую очень давно, во время лодочного свидания, утопила в водах реки Которосль, что течёт через город Ярославль.

Бывший шеф Сомова уволился с работы и стал его менеджером. Купил себе роскошный лиловый костюм и клетчатый шейный платок, завёл тонкие усики над самой губой, сделал привычку облагораживать кисти рук маникюром, а волосы – бриолином; его глаза теперь чуть блестели от хорошего виски, и в целом стал похож Валентин на старинного итальянского мафиози. При этом он так воровал, что разбогател в считанные часы.

Сомов же по-прежнему был беден, как аквариумная рыба, и даже собственный улов раздавал просто так. Или вообще отпускал.

Со временем Иннокентий осознал свою гениальность. Он изменился: стал заносчивым, надменным, много говорил о себе и перестал общаться с людьми, которые им не восхищались. Не хочется рассказывать об этом подробно. Во-первых, всем хорошо известно, какими становятся люди (многие) в таких ситуациях; во-вторых, сам Иннокентий об этом не любил потом вспоминать; а в-третьих, этот звездно-заносчивый грипп у него довольно быстро прошёл.

Глава пятая

Я видел сотни кораблей погибших!

И потонувших тысячи людей,

Которых жадно пожирали рыбы;

И будто по всему морскому дну

Разбросаны и золотые слитки,

И груды жемчуга и якоря,

Бесценные каменья и брильянты;

У.Шекспир “Ричард III”

Начались заграничные поездки, со всех сторон посыпались приглашения к сильным (имею в виду не штангистов и борцов сумо, а разных высокопоставленных королевских особ).

Герцог Эдинбургский очень полюбил Иннокентия и порывался даже похлопотать, чтобы его сделали сэром, но Сомов слабо знал английский, и это не получилось.