Эхо войны - [14]

Его указания заканчивались взаимными словесными перепалками и, в конце концов, наши дороги расходились. В результате я возвращался без добычи, а Коля всегда возвращался с трофеем, потому что он был лучшим во всех отношениях, что касалось охоты, а может, не только охоты. И мне так захотелось быть рядом с ним на охоте, и пусть бы он ругался и важничал, ведь он мой брат, и лучший охотник на свете.

Утром мы с Востриком помогали разгружать продукты, которые прибыли к нам из полка. После разгрузки писали письма домой. Вострик, естественно, писал о том, что служит в Монголии, а я вообще писал, что служба идет своим чередом, а как и где — неважно…

31 декабря 1987 г.

Вечером привезли почту. Пашка был на седьмом небе от счастья, потому что получил сразу три письма: одна от матери с поздравительной открыткой, и от двух девчонок. Вострик от своей девушки не получал ещё с учебки, и хотя понимал, что «врата любви» уже закрылись, но по-прежнему не переставал ждать и с каждым днем становился всё мрачнее. А в этот день он просто сиял от радости, потому что его работу, которую он писал полгода с лишним и отправлял уже с Афгана, приняли в НИИ сельского хозяйства. Он опять начал рассказывать о своей работе дословно и никак не мог остановиться. Мы слушали его и думали, наверное, все, когда же заткнется этот тронутый, на ниве сельского хозяйства, мудак. Затем мы приступили наряжать новогоднюю елку. Рогов врубил недавно купленный в Дукане «Шарп»…

Ночью «духи» начали осыпать нас новогодними «подарками». В это время мы лежали в палатках. А когда началось, мы все, как тараканы, рассыпались по траншеям. Тут же трассера начали рассекать воздух. Со мной рядом раздался оглушительный взрыв, я сначала не понял, что произошло, ощущение, как будто меня кто-то долбанул кувалдой по затылку. Встряхнув головой, я снова встал и начал лупить по вспышкам автоматной очередью. Потом всё резко прекратилось. С БМПшек как бы вдогонку дали несколько залпов. После этого мы, на полусогнутых, разбежались по палаткам. Когда подбежали к своей палатке, то её не обнаружили. Прямое попадание гранаты разворотило палатку, заодно и то, что там было. Мы начали разбирать хлам и искать свои шмотки. К счастью, мои вещи оказались на месте, так как они лежали под нарами в углу палатки. После того, как разобрали вещи, я, Пашка и Вострик пошли в 3-й взвод. Мы так и не уснули, проговорив всю ночь до утра.

Пашка рассказывал о тех девчонках, от которых получил письма, Вострик — о своей работе. Я, как всегда, о том, как сейчас холодно у нас. Тут меня Пашка спросил:

— А как же вы там живете в такие-то морозы?

— Мы не только живём, но и размножаемся.

— Прямо на снегу? — встрял Вострик.

— Идиот, как можно размножаться в 50-градусный мороз? Неужели в школе не изучали, что при минусовой температуре все живое и жидкое кристаллизуется, а человек из 80 % состоит из жидкости. Ты понял?

— Понял, понял и откуда ты такой умный взялся? А, это потому, что зимой сидите дома, ничего не д?лаете, смотрите «ящик» да книжки умные читаете.

— Пусть будет так, как ты думаешь, если ты идиот, то это надолго. Хватит, давайте спать. Завтра в рейд.

Где-то в феврале 1988 года

Нашу роту ночью отправили на блокирование. С района посадки двинулись в пешем порядке по скалам. Шли долго. Впереди меня шел Вострик с пулеметом и со стороны казался этаким суперменом из кинофильма «Рэмбо». Было видно, что он вовсю старался показать себя бравым, без страха и упрека боевиком типа Шварценеггера. Пашка шел где-то сзади; рядом, прихрамывая, шел Покровцев Олежка. Он, по-моему, натер мозоли на ногах, потому что шёл, покрывал матом того, кто придумал эпи ботинки. Он вдруг так застонал, что я подумал: у него не в порядке с головой, ведь его в новогоднюю ночь капитально долбануло. Где-то почти с месяц в госпитале провалялся. Мы еще думали, что его дембельнут, но нет, обратно в роту прислали.

— Ссука! Ноги в кровь потер, слышишь как хлопает?

— Да. Ты потерпи, через полчаса привал. Там и перевяжешь ногу.

— Падла Дрозд на той неделе ботинки на размер больше дал, вот и болтаются ножки в ботинках как хер в стакане, а теперь даже на привал ротного не упросишь, гонят как лошадей по прериям.

— Хорош сопли распускать, десантник! — «Лавровый лист», наш дед, встрял в наш разговор.

— Да я молчу…

Мы шли дальше, поднимаясь по скалам все выше и выше. Нам тогда казалось, что не будет ни конца, ни края нашему пути. Шли молча, думая каждый о своем. Через полчаса поступила долгожданная команда «Привал». Мы уселись с Востриком, прибежал Пашка и тут же начали вытаскивать из РД-шек пайки. «Деды» подогрели свои пайки на сухом горючем, а мы даже не стали подогревать, терпения не хватило, да и кушать сильно хотелось. По сравнению с нами, у «дедов» было больше и терпения, и опыта. Лавров подошел к нам и сказал:

— Вы че, как будто месяцами не жрали, едите, не подогревая пищу, ведь через полчаса опять жрать захочется. Ну, мудилы.

С этими словами «Лавровый лист» оставил нас в покое и удалился.

После привала мы двинулись дальше. Дошли до места где-то под утро. Ротный рассредоточил нас вокруг кишлака, который находился внизу. И мы сверху наблюдали за кишлаком. Так мы просидели до следующего утра на голых камнях. Утром ко мне подошёл Коваленко и сказал: