Эхо-парк - [100]

А именно: то уголовное дело, которым Босх занимался.

Едва он пришел к такому выводу, как все фрагменты быстро сложились в стройную картину, подлив масла в огонь, который и без того полыхал у Босха в груди. В начале недели Пратт рассказал им с Киз забавную историю о Морисе Своне, свидетельствовавшую о том, что их босс и адвокат знают друг друга. И хотя он поведал им о Своне малоприятные подробности, все это могло быть дымовой завесой или попыткой дистанцироваться от человека, с которым был близко знаком и, вероятно, тесно связан, действуя заодно в данном деле.

Босх также понимал, что Пратт прекрасно знает, как развивалась ситуация с Энтони Гарландом, главным подозреваемым Босха по делу Жесто – то есть человеком напрямую заинтересованным. Босх, как и положено, информировал Пратта всякий раз, когда заново открывал зависшее дело. И разумеется, Пратт был в курсе, когда Гарланд обзавелся судебным предписанием, запрещающим Босху общаться с ним в отсутствие адвоката.

И еще одно, пожалуй, самое важное: Пратт имел доступ к следственному досье по делу Жесто. Большую часть времени эта папка лежала на столе у Босха. Именно Пратт мог вставить липовую запись, припутывающую к делу Роберта Саксона, он же Рейнард Уэйтс. Добавить ее туда задолго до того, как досье попало к Оливасу. Подсунуть фальшивку именно с тем расчетом, чтобы Оливас ее обнаружил.

Босх сообразил, что весь план, согласно которому Рейнард Уэйтс должен был признаться в убийстве Мари Жесто и отвести следователей к ее телу, был полностью разработан с участием Эйбла Пратта. Пратт занимал идеальное положение для того, чтобы стать посредником, имеющим возможность отслеживать действия как Босха, так и других заинтересованных сторон.

И еще Гарри понял, что, сделав Свона участником плана, Пратт не нуждался ни в Оливасе, ни в О'Ши. Чем больше людей участвуют в заговоре, тем больше вероятность, что он провалится. От Свона только и требовалось – внушить Уэйтсу, что за аферой стоят обвинитель и следователь и последний сфабрикует ложный след, дабы Босх на него купился.

Босх почувствовал, как горячее пламя вспыхнувшей вины охватило его затылок и шею. Скорее всего он ошибался во всем, в чем был уверен полчаса назад. Причем ошибался коренным образом. Оливас не был замаран. Возможно, его использовали так же искусно, как и самого Босха. И похоже, О'Ши был виноват разве что в политическом маневрировании – привычке приписывать себе то, в чем его заслуги не было, и переваливать вину со своей больной головы на чужую, здоровую. Не исключено, что О'Ши навлек на полицейское управление нынешние неприятности лишь ради того, чтобы не дать распространиться обвинениям Босха в свой адрес, – но не потому, что они были правдивы, а просто могли бы нанести ему политический урон.

Босх еще раз обдумал все это, и версия выдержала проверку на прочность. Она была как хорошо отлаженная машина: ни воздуха в тормозной магистрали и ни песка в топливном баке. Машина вполне годилась для езды. Единственным недостающим звеном являлся мотив. Зачем человеку, который верой и правдой прослужил в управлении четверть века и стоял на пороге заслуженного отдыха, ставить все это на карту, строя подобные махинации? Как человек, двадцать лет ловивший преступников, мог помогать убийце уйти от ответственности?

Босх, проведший за всю жизнь, наверное, с тысячу расследований убийств, давно усвоил, что часто мотив бывает самым неясным компонентом преступления. Конечно, стимулом могла стать жажда денег, да и распадающийся брак мог сыграть свою роль. Но эти неприятные обстоятельства встречаются в жизни многих. Ими одними не объяснишь, почему Эйбл Пратт преступил черту.

Гарри с досадой ударил ладонью по рулевому колесу. Бог с ним, с мотивом! Не в нем даже дело. Босх был расстроен и зол на самого себя. Пратт развел его по высшему разряду, и ощущение предательства было глубоким и болезненным. Пратт – его босс. Они вместе ели, работали над делами, перебрасывались шутками, болтали о своих детях. Пратт готовился к выходу в отставку, которая – никто в управлении не подвергал это сомнению – была выстраданной долгими трудами и вполне заслуженной. Настала пора получить двойное вознаграждение: взять пенсию и застолбить теплое местечко на островах, где оплата высокая, а рабочий день короток. Всякий стремился к тому же самому, и никому в голову не пришло бы завидовать. Голубая мечта каждого полицейского, его земной рай.

Но сейчас Босх увидел облик этого милого человека в истинном свете.

– Все это чушь собачья! – громко произнес он.

33

Через тридцать минут пути Пратт съехал с автострады на перевал Кауэнга-Пасс. А затем по бульвару двинул на северо-восток, в Бербанк. Дорожное движение было по-прежнему плотным, и Босху не составляло труда удерживать преследуемого в поле зрения, одновременно держа дистанцию и сохраняя инкогнито. Пратт проехал мимо заднего входа в студию «Юниверсал» и парадного – в «Уорнер бразерз». Затем сделал несколько быстрых поворотов и остановился перед домами на Каталина-стрит, рядом с Вердуто-роуд. Босх быстро повернул направо, потом еще раз и еще. Прежде чем совершить последний, четвертый, поворот, он выключил фары и только тогда вновь въехал на улицу. Остановился у обочины за полквартала до джипа Пратта и сполз вниз на сиденье, чтобы стать незаметным.