Егор Гайдар - [56]
Для этого Горбачеву понадобились люди, которые были бы способны убедить и население, и элиты, что времена изменились, что надо попробовать жить иначе. Именно убедить, уговорить, найти нужные слова. В какой-то мере даже «уболтать». То есть не навязать грубо новый язык, а используя старый, используя знакомые слова и понятия, предложить обществу этот великий поворот.
Без сахаровского гуманизма тут было никак не обойтись. Но развивать и использовать концепцию этого «нового гуманизма» должны были уже другие люди. Те, которые имели стойкую репутацию прогрессивных, смелых, мыслящих, самостоятельных — еще с тех достопамятных 60-х годов. Те, которые должны были попробовать заговорить по-новому — но при этом на старом советском языке.
И Горбачев их, конечно, нашел. Нашел и внутри партийного аппарата, и в сферах, достаточно близких к этому аппарату. Помните, из книги Лациса — «мы, мыслящие марксисты»? Вот таких мыслящих марксистов, уверенных в том, что Сталин «извратил» великого Ленина, что советская бюрократия вывернула наизнанку «великие идеи революции», то есть тех, для которых главными событиями в жизни стали ХХ и ХХII съезды КПСС, осудившие Сталина, и начал срочно искать Горбачев.
Слава богу, внутри ЦК КПСС всегда было несколько центров силы, несколько, как сейчас говорят, «башен», а тогда говорили — «подъездов». Длинное, необъятное здание ЦК имело множество подъездов — международный отдел, идеологический, общий, отдел оргработы, промышленный, отдел науки и т. д. Остряки шутили, что у нас, конечно, не многопартийная система, но все-таки многоподъездная. Так вот, конкурируя друг с другом — «подъезды» и стоявшие за ними секретари ЦК и члены политбюро, призывали к себе на службу и в качестве кадровых аппаратчиков, и в качестве «писателей» (то есть в редакторскую группу очередного судьбоносного документа, доклада, речи) — таких вот затаившихся в недрах академических институтов «шестидесятников». Тех, кто очень долго был вынужден молчать. В каком-то смысле — идейных «партизан» шестьдесят восьмого.
Всех их Горбачев знал довольно хорошо. Да в общем-то, их все знали хорошо. Общий отдел ЦК работал ничуть не хуже КГБ — все прегрешения членов партии, тем более входивших в номенклатуру, и личные, и идеологические, были аккуратно записаны и помещены в специальные досье.
И Горбачев догадывался — достаточно поставить двух-трех прогрессивных редакторов (из этих самых затаившихся «партизан») на более или менее важные посты — и этот язык нового гуманизма быстро будет найден. «Коллективный Сахаров» заговорит во всю силу.
Одним из первых был назначен руководитель газеты «Московские новости» Егор Владимирович Яковлев. Тот самый Яковлев, участвовавший в собраниях подпольного кружка «мыслящих марксистов», которые были в шоке от вторжения войск Варшавского договора в Чехословакию в 1968 году. В этот кружок, как мы помним, входили, кроме Яковлева, Гайдар-старший (Тимур Аркадьевич), Геннадий Лисичкин, Лен Карпинский, Отто Лацис, бывший замзав отделом культуры ЦК Георгий Куницын и еще целый ряд партийных интеллигентов.
Собирались тогда на даче и на квартире у Тимура, в квартире у Егора Яковлева, обсуждали создание неподцензурного журнала. Журнала не получилось, и пути-дороги мыслящих марксистов разошлись — Тимур продолжил (до 1970 года) длительную командировку в Югославию, Лацис сел за написание «антисоветский книги» о коллективизации, Карпинский продолжал создавать «кружки и группы» внутри советской идеологической системы, за что чуть не был исключен из партии и уволен из журнала «Молодой коммунист». Ну а Егор Яковлев, обозреватель «Известий», позднее вошел в так называемую «ленинскую группу» журналистов и писателей, которая имела негласный мандат от идеологического отдела ЦК КПСС — публиковать в своем органе печати статьи к важным датам и юбилеям вождя мирового пролетариата. Да и в целом глубоко и подробно погружаться в ленинскую тему.
Это, кстати, сыграло немалую роль в решении Горбачева назначить Яковлева редактором «Московских новостей» — помимо того, что он точно был «из партизан 68-го года», он еще блестяще знал не просто биографию Ленина, его письма и статьи, как опубликованные, так и неопубликованные, он прекрасно знал и все документы из ленинского архива, в том числе закрытые, хранившиеся в особом отделе Института марксизма-ленинизма на Пушкинской улице под грифом «секретно».
Для Горбачева это было очень важно — он, как и Егор Яковлев, и Отто Лацис, пока еще свято верил в чистоту «ленинских норм жизни», в то, что не заболей Ленин в 1922 году, не перехвати Сталин у него из рук власть, — и страна пошла бы другим путем: и оппозиция была бы легальной, и террора 1937 года бы не было, и рыночную экономику разрешили бы окончательно. А возможно, и демократия была бы в каком-то виде построена.
Горбачев частенько приходил на заседания политбюро или с томиком Ленина в руках, где заранее были сделаны закладки, или со своими выписками из Ленина в особой тетради.
«Не надо бояться. Ленин не боялся, когда и государство было слабое, и государственного сектора не было. А у нас? Нужны нестандартные подходы. Острота проблем требует их решения. Надо всерьез еще раз изучить ленинские идеи о кооперации и о подъеме середняка. Уверяю вас, увидите: очень многое осталось нереализованным в ленинских замыслах…» (из выступления на заседании политбюро 20 марта 1986 года).
«Детство Лёвы» — рассказы, порой смешные, порой грустные, образующие маленькую повесть. Что их объединяет? Почти маниакальное стремление автора вспомнить всё. «Вспомнить всё» — это не прихоть, и не мистический символ, и не психическое отклонение. Это то, о чём мечтает в глубине души каждый. Вспомнить самые сладкие, самые чистые мгновения самого себя, своей души — это нужно любому из нас. Нет, это не ностальгия по прошлому. Эти незамысловатые приключения ребёнка в своей собственной квартире, в собственном дворе, среди родных, друзей и знакомых — обладают чертами и триллера, и комедии, и фарса.
Андрей Колесников — эксперт Московского центра Карнеги, автор нескольких книг, среди которых «Спичрайтеры», «Семидесятые и ранее», «Холодная война на льду». Его отец — Владимир Колесников, работник аппарата ЦК КПСС — оставил короткие воспоминания. И сын «ответил за отца» — написал комментарии, личные и историко-социологические, к этим мемуарам. Довоенное детство, военное отрочество, послевоенная юность. Обстоятельства случившихся и не случившихся арестов. Любовь к еврейке, дочери врага народа, ставшей женой в эпоху борьбы с «космополитами».
Эта книга о типичной и в то же время очень нестандартной семье 1970-х, которой достались все атрибуты эпохи – и цековские пайки и лагерные пайки. Ее можно было назвать «записками оранжерейного мальчика» – счастлив тот, чье детство пришлось на годы застоя, чей папа – работник ЦК, а мама – преподаватель французского языка в спецшколе. Мир мальчика не только кунцевская шпана и советский хоккей, но и лето в Юрмале и зима в пансионатах для номенклатурного плебса. Фон биографии этой семьи – история самой страны: репрессии 1930-х годов, война, послевоенное студенчество, шестидесятники-интеллигенты… В этой попытке «словаря» советской эпохи почти каждый читатель узнает самого себя, предметы и понятия, из которых состояло прошлое.
Уникальность этого биографического исследования определяется уже самой темой — новая книга серии «ЖЗЛ» посвящена первому президенту Российской Федерации Б. Н. Ельцину. В этом человеке странным образом уживались два начала, которые и определяли к нему отношение в эпоху перелома. Одна часть людей видела в нем выдающегося строителя новой России, другая — разрушителя великого государства. Но кем бы он ни был на самом деле, одно не подлежит сомнению: Ельцин был востребован самой историей.
Роман «Батист» Бориса Минаева – образ «мягкой ткани», из волокон которой сплетена и человеческая жизнь, и всемирная история – это и любовь, и предательство, и вечные иллюзии, и жажда жизни, и неотвратимость смерти. Герои романа – обычные люди дореволюционной, николаевской России, которые попадают в западню исторической катастрофы, но остаются людьми, чья быстротекущая жизнь похожа на вечность.
Остросюжетная психологическая драма. Писатель Борис Минаев продолжает рассказ о жизни Лёвы Левина, героя двух его предыдущих книг – «Детство Левы» и «Гений дзюдо». Детский психолог Левин внезапно переходит грань, за которой кончаются отношения психолога и пациента, и оказывается в ситуации, близкой к человеческой катастрофе. Любовь вначале служит мощным катализатором депрессии и отчаяния героя, но в результате помогает ему выжить и выстоять, хотя против него все обстоятельства: и тяжелый клинический случай, и политика, и церковь, и моральные табу.
Издательство «Азбука-классика» представляет книгу об одном из крупнейших писателей XX века – Хулио Кортасаре, авторе знаменитых романов «Игра в классики», «Модель для сборки. 62». Это первое издание, в котором, кроме рассказа о жизни писателя, дается литературоведческий анализ его произведений, приводится огромное количество документальных материалов. Мигель Эрраес, известный испанский прозаик, знаток испано-язычной литературы, создал увлекательное повествование о жизни и творчестве Кортасара.
Гулиев Алиовсат Наджафгули оглы (23.8.1922, с. Кызылакадж Сальянского района, — 6.11.1969, Баку), советский историк, член-корреспондент АН Азербайджанской ССР (1968). Член КПСС с 1944. Окончил Азербайджанский университет (1944). В 1952—58 и с 1967 директор института истории АН Азербайджанской ССР. Основные работы по социально-экономической истории, истории рабочего класса и революционного движения в Азербайджане. Участвовал в создании трёхтомной "Истории Азербайджана" (1958—63), "Очерков истории Коммунистической партии Азербайджана" (1963), "Очерков истории коммунистических организаций Закавказья" (1967), 2-го тома "Народы Кавказа" (1962) в серии "Народы мира", "Очерков истории исторической науки в СССР" (1963), многотомной "Истории СССР" (т.
То, что роман "Мастер и Маргарита" "цепляет" сразу и "втягивает", "не отпускает" до последних страниц отмечалось многими. Но как это достигается? Какими речевыми средствами создаются образы, производящие столь потрясающее впечатление? Как магическое становится очевидным и даже обыденным? В чем новаторство Михаила Булгакова с точки зрения употребления художественных приемов? Что стоит за понятием "авторство" романа в романе? Какова жанровая природа произведения и однородна ли она? Вот те вопросы, которые интересны автору этой книги.
Наконец-то перед нами достоверная биография Кастанеды! Брак Карлоса с Маргарет официально длился 13 лет (I960-1973). Она больше, чем кто бы то ни было, знает о его молодых годах в Перу и США, о его работе над первыми книгами и щедро делится воспоминаниями, наблюдениями и фотографиями из личного альбома, драгоценными для каждого, кто серьезно интересуется магическим миром Кастанеды. Как ни трудно поверить, это не "бульварная" книга, написанная в погоне за быстрым долларом. 77-летняя Маргарет Кастанеда - очень интеллигентная и тактичная женщина.
Встречи с произведениями подлинного искусства никогда не бывают скоропроходящими: все, что написано настоящим художником, приковывает наше воображение, мы удивляемся широте познаний писателя, глубине его понимания жизни.П. И. Мельников-Печерский принадлежит к числу таких писателей. В главных его произведениях господствует своеобразный тон простодушной непосредственности, заставляющий читателя самого догадываться о том, что же он хотел сказать, заставляющий думать и переживать.Мельников П. И. (Андрей Печерский)Полное собранiе сочинений.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Сергея Есенина любят так, как, наверное, никакого другого поэта в мире. Причём всего сразу — и стихи, и его самого как человека. Но если взглянуть на его жизнь и творчество чуть внимательнее, то сразу возникают жёсткие и непримиримые вопросы. Есенин — советский поэт или антисоветский? Христианский поэт или богоборец? Поэт для приблатнённой публики и томных девушек или новатор, воздействующий на мировую поэзию и поныне? Крестьянский поэт или имажинист? Кого он считал главным соперником в поэзии и почему? С кем по-настоящему дружил? Каковы его отношения с большевистскими вождями? Сколько у него детей и от скольких жён? Кого из своих женщин он по-настоящему любил, наконец? Пил ли он или это придумали завистники? А если пил — то кто его спаивал? За что на него заводили уголовные дела? Хулиган ли он был, как сам о себе писал, или жертва обстоятельств? Чем он занимался те полтора года, пока жил за пределами Советской России? И, наконец, самоубийство или убийство? Книга даёт ответы не только на все перечисленные вопросы, но и на множество иных.
Судьба Рембрандта трагична: художник умер в нищете, потеряв всех своих близких, работы его при жизни не ценились, ученики оставили своего учителя. Но тяжкие испытания не сломили Рембрандта, сила духа его была столь велика, что он мог посмеяться и над своими горестями, и над самой смертью. Он, говоривший в своих картинах о свете, знал, откуда исходит истинный Свет. Автор этой биографии, Пьер Декарг, журналист и культуролог, широко известен в мире искусства. Его перу принадлежат книги о Хальсе, Вермеере, Анри Руссо, Гойе, Пикассо.
Эта книга — наиболее полный свод исторических сведений, связанных с жизнью и деятельностью пророка Мухаммада. Жизнеописание Пророка Мухаммада (сира) является третьим по степени важности (после Корана и хадисов) источником ислама. Книга предназначена для изучающих ислам, верующих мусульман, а также для широкого круга читателей.
Жизнь Алексея Толстого была прежде всего романом. Романом с литературой, с эмиграцией, с властью и, конечно, романом с женщинами. Аристократ по крови, аристократ по жизни, оставшийся графом и в сталинской России, Толстой был актером, сыгравшим не одну, а множество ролей: поэта-символиста, писателя-реалиста, яростного антисоветчика, национал-большевика, патриота, космополита, эгоиста, заботливого мужа, гедониста и эпикурейца, влюбленного в жизнь и ненавидящего смерть. В его судьбе были взлеты и падения, литературные скандалы, пощечины, подлоги, дуэли, заговоры и разоблачения, в ней переплелись свобода и сервилизм, щедрость и жадность, гостеприимство и спесь, аморальность и великодушие.