Егор Гайдар - [44]

Правда, мест для встречи было мало. Пару раз мы собирались в комнате Глазкова в коммунальной квартире на Пушкинской, летом была возможность ездить на дачу моих родителей в садоводстве на 40-м километре Парголовского шоссе. Там мы пару раз принимали и москвичей.

Гриша Глазков, несмотря на наличие отдельной жилплощади, чаще жил у мамы на проспекте Ветеранов в соседнем со мной доме и нередко после семинаров зависал у меня на кухне глубоко за полночь — к неудовольствию моих родителей. Вообще в команде Глазков играл совершенно особую роль: используя свою склонность к психологии, он, как мне кажется, тщательно следил за внутренними напряжениями в команде и пытался по возможности их сглаживать. В конце концов, он бросил профессию экономиста и целиком отдался любимой специальности — психологии.

…Нас уже в 1984 году накрыл КГБ. Мишу Дмитриева пытались завербовать. Он рассказал об этом Чубайсу, договорились, что Миша будет играть роль двойного агента. Я помню, мы ездили в ЦПКиО (Центральный парк культуры и отдыха. — А. К., Б. М.), гуляли по дорожкам, а он рассказывал… И нам удавалось координировать свои действия.

Но я думаю, мы не казались опасными КГБ. Тот же Чубайс был членом парткома ЛИЭИ… Маргиналами мы точно не могли выглядеть.

“Зеркальная” команда обнаружилась в московском институте системных исследований (ВНИИСИ), который был создан в 1976 году зятем Косыгина Джерменом Гвишиани…

…Когда через некоторое время Гайдар переехал на Мясницкую улицу в квартиру к бабушке, он сказал ленинградцам: если едете в командировку — не стесняйтесь останавливаться у меня. Чем мы неоднократно и злоупотребляли. Если же мы приезжали из Питера большой компанией, то почти всегда перед нашим отъездом Егор устраивал у себя ужин. После этого мы с большим трудом преодолевали недлинное расстояние до Ленинградского вокзала. Только Гайдар целенаправленно сохранял тесные контакты с ленинградской командой, причем поддерживал со всеми индивидуальные отношения…

Весь период с 1983 по 1987 год мы работали в парадигме югославско-венгерских реформ, потому что считали, что партия не отдаст контроль. Собственно, с учетом этого все и делалось, концепция строилась из презумпции возможности перепрыгивания пропасти в три-четыре шага. Этим интенсивно занимался как раз Ярмагаев. Он хорошо понимал механику процесса.

…Первый большой семинар нашей команды в августе-сентябре 1986 года прошел на Змеиной горке. И я и начал всю эту историю.

…Спортивная база Финэка (Финансово-экономического института. — А. К., Б. М.) находится в ста километрах от Ленинграда в достаточно глухом, но очаровательном уголке Карельского перешейка… Деревень рядом нет, а до ближайшей станции электрички 7 километров. Нас вообще-то возил туда автобус от Змеинки, но иногда случалось ходить пешком. Главный корпус кирпичный, но какой-то кривой, видимо, его построили хозяйственным способом. Почти все комнаты были рассчитаны на 4–6 человек. Женатых пришлось селить в деревянные домики, отапливаемые трамвайными печками. Так, например, жили Петя Авен и Сергей Иваненко (с женами). Все равно было холодно, и Петя после своего доклада немедленно эвакуировался в Ленинград. Просторными были только общественные помещения: зал заседаний и столовая, где вечером проходили капустники.

Формат я придумал такой: длинные доклады с большими обсуждениями… условно, сорок минут доклад, двадцать минут — обсуждение. Сидеть не рядами, а за круглым столом. Это сработало, обсуждение докладов было содержательным и очень обстоятельным.

Запомнилась замечательная сцена с Симоном Кордонским, которого на семинар пригласили Авен и Широнин: он делал закрытый доклад о социально-политической жизни в СССР. Собственно, излагал теорию административного рынка. Мы собрались в ректорском домике, чтобы вообще никто из посторонних не слушал. Это был семинар в семинаре.

…В действительности, поскольку лаборатория была молодежной, идейно абсолютно несоветской, мы бессознательно отделяли себя от бюрократии Финэка, так что отношения внутри были совсем иными, чем отношения внешние».

Альфред Кох, который в семинаре не принимал участия, позднее говорил о нем довольно снисходительно:

«…На самом деле, это был кружок по ликвидации чудовищной безграмотности. Эти ребята просто поставили себе задачу: хотя бы в рамках этого узкого круга лиц, но нагнать самообразованием тот путь, который прошла экономическая наука на Западе в то время, как у нас она крутилась вокруг марксистских догм. Они с удивлением обнаруживали для себя Самуэльсона, Кейнса, Фридмана и т. д., хотя сейчас любой выпускник Высшей школы экономики легко оперирует введенными ими категориями. А тогда на моих глазах у них преобразовывался взгляд от кооперативного социализма югославско-венгерского типа к пониманию того, что нельзя быть чуточку беременным: если уж строить рыночную экономику — то нужно это делать без всех этих экивоков. Это происходило под воздействием всё большего чтения книжек, которые оставалось достать и обсудить. Леня Лимонов рассказывал, как обсуждались все эти кривые Самуэльсона — для нас это было первоначальным откровением, а теперь этим все оперируют спокойно, считают, что они это знали с рождения. А я был свидетелем того, как это узнавалось. Надо сказать, что все семинары 1986 года, как мне потом Мишка Дмитриев рассказывал, начинались с чтения этих вот венгерских “Acta Oeconomica”, и там у них был бог — Янош Корнаи. Но потом, естественно, настоящий масштаб всех фигур был изменен, стал ближе к реальности. Чубайс, например, до конца 1980-х занимался экономическим экспериментом на базе оплаты труда технологов, но сейчас мы понимаем, что это попытка рак лечить компрессами…»