Егор Гайдар - [31]

Об обстановке в доме Гайдаров мы уже сказали немало. Что же касается Леши Битова, то его отец, журналист Олег Битов, работавший в «Литературке», через несколько лет и вовсе попадет в очень тяжелую историю, которая до сих пор покрыта мраком кагэбэшной «секретности».

Решив остаться на Западе и публично объявив об этом, он вдруг снова попал в СССР — его выкрали то ли обманом, то ли с помощью каких-то психотропных средств. Да еще и заставили «покаяться», сломав человеку жизнь.

Как и в семье Егора, отец Леши Битова не скрывал от сына ни круг своего чтения, ни свои мысли.

Оба отца при этом занимали серьезные посты в крупнейших советских газетах того времени.

Но истории эти — с родителями-интеллигентами, которые не прятали от детей ни книг, ни мыслей — не были единственной тропинкой к первым безумствам поколения, родившегося в 1950-е годы.

Например, Валерия Новодворская, учившаяся в конце 60-х в Инязе (Институте иностранных языков имени Мориса Тореза), выросла в очень простой советской семье; ее мама отнюдь не была антисоветски настроенным человеком. Но в 19 лет Новодворская придет с листовками в Большой Кремлевской дворец и раскидает эти листовки с балкона. С этого, по сути дела, и начнется ее знаменитая биография.

Пройдет больше двадцати лет, и уже отсидевшая в советских тюрьмах и психушках Валерия Новодворская напишет в своих мемуарах:

«Если бы я в 19 лет знала, что все напрасно, скорее всего я бы устроила на площади самосожжение (а удачных самосожжений было мало, кончались они теми же арестами и спецтюрьмами), но бороться бы не смогла…

Решение было принято в октябре 1969 года, день был выбран: 5 декабря, День Конституции. Наибольший эффект обещал Дворец съездов, там огромный зал и в праздничный день дадут что-нибудь идейное (дали оперу “Октябрь”). Оставалось придумать текст. Для одних листовок он был написан в прозе (преступления партии, прелести демократии, задачи Сопротивления, необходимость вооруженной борьбы с коммунизмом, который есть фашизм, приглашение вступать в группы Сопротивления). Подписана эта прелесть была “Московская группа Сопротивления”».

Остановим рассказ Новодворской. При всей уникальности ее личности — зафиксируем такую вещь: сам этот случай с листовками был не уникален. К идее листовки, воззвания, «манифеста» в то время приходили многие юные умы.

Новодворская раскидала свои листовки в 1969-м. Гайдар (кстати, позднее, уже в 1990-е, они станут с Новодворской довольно близкими конфидентами) намеревался сделать это с друзьями в 1973-м.

Эти истории можно множить и множить. Откуда же у того советского поколения родилась эта идея самопожертвования (а они довольно ясно понимали, на что идут), идея героизма и «донкихотское» стремление бросаться на мельницы?

Из сегодняшнего дня нам кажется, что картина такого превращения — от идеи коммунизма к идее антикоммунизма — была довольно сложна и противоречива.

С одной стороны, она безусловно строилась на осмыслении итогов 1968 года, подавления Пражской весны, от чтения Солженицына, от диссидентской или полудиссидентской литературы, которая уже начала свое широкое распространение в узких кругах.

С другой — сыграли свою роль и не менее мощные советские архетипы: недаром Новодворская в своих сочинениях не раз упоминает Павку Корчагина, декабристов, героев-народовольцев и т. д.

Идея «детского подполья», героической группы детей, которые борются с несправедливостью взрослого мира («Капитан Сорви-голова», «Красные дьяволята», «Неуловимые мстители») — также была весьма популярна в советской культуре. Этот дикий коктейль — советской веры в справедливость и антисоветского неверия в лозунги — давал порой совершенно неожиданный результат.

Но чем же кончилась история с листовками у Егора и его друзей?

Был создан общими усилиями текст, отпечатано две тысячи (!) фотокопий небольшого формата, умещавшихся на ладони.

По лицам подпольщиков трудно было не догадаться, что они замышляют нечто эпохальное. Родителям Егора не составило труда найти материальные среды этого безобразия и с ужасом понять, что на самом деле происходит.

Встреча заговорщиков была назначена на час или два часа ночи. Когда, как говорится, «город спал». От дома Егора друзья должны были разойтись по подъездам, чтобы совершить свой подвиг.

За несколько часов до этого Тимур поговорил с сыном. Ему удалось переубедить Егора, а через него — и его друзей.

И предотвратить неизбежную катастрофу.

Егор пришел на встречу, вспоминал позднее Виктор Васильев, и сказал, что отцу позвонил «какой-то его друг из КГБ». И этот друг сказал, что все известно и что нас схватят сразу, ничего не дадут сделать.

Друзья выслушали его хмуро и молча.

Трудно отказываться от подвига, от самопожертвования, когда ты (в своей голове) его уже практически совершил. Тем не менее акция с листовками не состоялась, Егор был убедителен. Он всегда был убедителен.

Но подробности этого ночного разговора с друзьями и подробности разговора с отцом история бережно не сохранила. Тяжелые — скорее всего — это были подробности.

Мы можем лишь сконструировать логику и той и другой беседы, опираясь лишь на один абзац из автобиографической книги Егора Гайдара. Вот он: