Его звали Отакар - [87]

Из 1-й роты первым получил оружие — новый наган — надпоручик Отакар Ярош. Прежде чем положить матово поблескивавший наган в кобуру, он поцеловал его. Точно так же поступили, принимая оружие, и все его бойцы.

В тот вечер в офицерской столовой было весело. Звучали песни, то и дело провозглашались тосты. В казарме солдаты до поздней ночи любовались новенькими винтовками и автоматами: разбирали их и собирали, устраивали соревнования, кто первым разберет и соберет автомат или винтовку.

28 октября 1942 года батальон впервые построился у Пушкинских садов с оружием. На шестах трепетали чехословацкий и советский флаги. После зачтения приказа по случаю чехословацкого государственного праздника загремела музыка и батальон перестроился в колонну поротно и повзводно для торжественного марша по улицам города, где его радостно приветствовали бузулукцы.

«Это было красиво и впечатляюще, — читаем мы пожелтевшую страницу «Наше войско». — Это был первый чехословацкий военный парад в СССР и первый торжественный марш чехословацких солдат с оружием в руках начиная с 1939 года».

28 октября и 7 ноября в том году были праздничными еще и потому, что в сталинградском котле продолжали исчезать все новые и новые гитлеровские дивизии. У чехословацких бойцов было теперь такое же оружие, как и у сталинградских героев, но им хотелось иметь и такие же храбрые сердца.

Обучение личного состава не прекращалось. Начальник штаба батальона с ведома командира готовил все новые и новые занятия и упражнения, тревоги, марши с ночевкой в лесу на морозе. И все же ни одному человеку тогда не пришло в голову захныкать, что все это пустое занятие и напрасные лишения. Каждый, скорее всего, видел в том приближающийся конец закаливания, желание командования подготовить личный состав к тяжелейшим боям на фронте. Именно так были восприняты и двухдневные учения с ночевкой на открытой местности. В приказе значилось: по тревоге выйти в лес юго-восточнее Бузулука, построить там шалаши и совместить учения с выработкой у офицеров и солдат навыков проживания в самых трудных условиях.

Столбик термометра в тот день опустился до отметки тридцать градусов ниже нуля. Ничего приятного батальон, конечно, не ожидало. Батальон вышел из города, когда месяц на небе уже побледнел и над белой величественной степью занимался рассвет. Бойцы шли по непроторенным дорогам в направлении высившихся вдалеке горных хребтов. Рота Яроша прокладывала путь. Снег с каждым пройденным километром становился все глубже. Мороз прямо-таки трещал. Постепенно накатывалась усталость. Все знали, что те, кто обморозит пальцы, щеки или нос, будут наказаны. Наказан будет и тот, кто у костров прожжет себе подошвы ботинок.

Наконец-то!

Командир батальона с начальником штаба созвали командиров рот и определили им места расположения. Командиры рот, в свою очередь, собрали командиров взводов. Последовала быстрая разведка местности и вскоре зазвенели пилы и застучали топоры. Сгущавшиеся сумерки заставили бойцов поторапливаться. Им хотелось построить шалаши до темноты и развести в них маленькие костры, которые помогут им обогреваться ночью.

Ярош обходил свою роту. Кое-где он хвалил «строителей», иногда подгонял, помогал советом. Перед учениями он специально проштудировал пособие для партизан по организации ночлега на местности в условиях сильного мороза, затем поделился полученными знаниями и своим личным опытом с командирами взводов. Сейчас он внимательно рассматривал сделанные из кругляков их временные жилища и отмечал про себя находчивость ребят. Хвойные породы деревьев здесь не росли, еловых лап под рукой не было, и поэтому прикрыть щели было нечем. Не помогала даже заделка щелей тонкими ветвями, которых было в изобилии после очистки стволов от сучьев. Сухой сыпучий снег все равно проникал внутрь. У кого-то возникла идея прикрыть шалаши сверху полотном палаток. Брезент снег задерживал. Это усовершенствование быстро переняли бойцы других рот.

Ах уж эти костры! Они, конечно, давали немного тепла, но… дым от них ел глаза, воняли подошвы пододвинутых прямо к огню солдатских сапог. Под утро была объявлена учебно-боевая тревога. Началось тактическое учение. Вводная команда была такая: в тылу наших войск выброшен десант немецких парашютистов силой до роты, который нужно уничтожить. Парашютистов обозначивала рота надпоручика Янко. Ротам Яроша и Кудлича предстояло окружить диверсионное подразделение противника и уничтожить. Но тут обнаружилось, что у трети солдат прогорели подошвы сапог. Командир батальона ужасно разозлился. Мыслимо ли, при тридцатиградусном морозе бродить по снегу в дырявых сапогах! Посовещавшись со своим заместителем, он решил отменить учение. Виновных решено было наказать. Колонна батальона понуро потащилась назад. Продрогшие за ночь, невыспавшиеся бойцы лишь большим усилием воли заставляли свои ноги передвигаться.

Бузулук еще не было видно, когда порывы ветра превратились в поземку. Усилившийся ветер швырял в лица острые снежные кристаллики, слезы, выступившие из глаз, замерзали на щеках. Нельзя было даже спрятаться за поднятыми воротниками шинелей. Пробиваться через эту серо-белую беснующуюся стихию кое для кого было невероятно трудно. Люди шли, напрягая все свои силы. Они должны были идти! Должны! Иногда резкий порыв ветра валил ослабевших бойцов с ног. Образ хорошо протопленной казармы, всплывавшей в помутневшем сознании бойцов, служил для них своего рода допингом. Но хуже всего было тем, кто прожег себе шинель или сапоги: дома их ждало взыскание.