Его звали Отакар - [66]

— Это похуже, чем во времена средневековья, — проронил кто-то со злостью в голосе.

Одно дело слушать или читать о варварстве фашистов, а совсем другое — видеть его своими собственными глазами. В сердцах и мыслях бойцов и командиров батальона ширится ненависть к фашистским убийцам.

Как это говорил в Острогожске командующий Воронежским фронтом? Пусть ваши сердца никогда не задрожат от жалости, пусть ваши руки будут твердыми и беспощадными, когда вы будете громить жестоких насильников, врагов своего народа. Гоните их, не переставая, прочь вплоть до нашей общей победы.

«Так и будет», — мысленно давали многие из них в ту минуту клятву у колодца. Нам есть за что их убивать.

Аничка Птачкова держится мужественно. У нее еще болит рана на голове, но она никому не жалуется. Недостаток физических сил девушка возмещает напряжением воли. Не только дойти до очередного населенного пункта, но и добросовестно выполнить свои обязанности санитарки — вот ее девиз.

Пятнадцать минут отдыха, облегчения.

Но для всех ли это отдых?

Один солдат сел на сугроб и громко ругается:

— Сползла проклятущая! Что ни шаг, то мучение. — Он снимает сапог и поправляет сбившуюся портянку.

Волдырь-то какой! Кровавый. Санитарка снимает сумку, ловкими пальцами обрабатывает больное место.

И снова вперед.

Совершенно случайно она заметила, как кто-то из бойцов опустился под деревом, устроился в затишье. Винтовка на коленях, руки глубоко засунуты в карманы шинели. Аничка треплет уснувшего за плечо. Тот заругался, поднял голову, пробормотал что-то и снова втянул голову в плечи.

— Вставай! Надо идти! — не отступает от бойца санитарка.

Тот никак не реагирует на ее слова. На него не действуют даже хорошая трепка и удары по щекам.

— Ну и замерзай здесь! Замерзай! — зло выкрикивает она и делает несколько шагов. Потом оборачивается, — встает! Девушка облегченно вздохнула. Конечно, она бы его здесь не оставила, это был последний способ вывести его из сонного состояния.

— Давай сюда винтовку, все полегче будет, — предлагает она солдату, хотя сама устала дальше некуда.

Аничка забросила за спину винтовку и пошла, покачиваясь. Временами девушка покусывала себе губы и шептала: «Я должна выдержать, должна!»

Бессонные ночи, дьявольская усталость оковами висят на ногах, опускают веки.

Все помогают друг другу, несмотря на звания и должности.

При необходимости один берет другого под руку, второй перебросит на свое плечо винтовку друга, хотя бы на несколько минут. Ярош такой же, как и всегда. И откуда только у него берутся силы? Вот он тянет волокушу с боеприпасами, а через минуту уже подсобляет пулеметчикам, потом несет винтовку того, кто совсем ослаб, кого окончательно вымотали многие километры марша по снежной целине. Он регулярно обходит роту, помогает, советует, распределяет солдат так, чтобы рядом со слабым шел кто-нибудь посильнее, напоминает, когда видит какой-нибудь непорядок, хвалит ловких бойцов, которые из досок быстро сколотили сани.

В одной из деревень в тот момент, когда он опытным взглядом бывалого фотографа наводил свой фотоаппарат на санитарку, которая умело расправлялась с кровавым волдырем на ноге бойца, к нему подошел бледный, худой старичок с очками на носу и редкой седой бороденкой. На ватной телогрейке поблескивала медаль.

— Где ваш командир? Отведите меня к нему! — настаивал он. — Дело требует спешки.

— Что вы хотите? — спрашивает Ярош.

— Я буду говорить только с командиром.

— Я командир.

Бородатый старичок смерил Яроша испытующим взглядом с ног до головы.

— У меня есть предложение.

— Какое?

— Ваши ребята очень устали. И вот я и несколько моих соседей решили постоять вместо них в охранении. Мы все партизаны и чуем фрицев на километр. Это я вам говорю серьезно.

Ярош раздумывает, желая дать такой ответ, который бы не обидел старика.

— Почему вы молчите, товарищ командир? Мы действительно думаем серьезно.

Предложение заманчивое.

— А как бы вы поступили на моем месте? — попытался командир роты отсрочить ответ.

— Как? Я бы ничуть не раздумывал, — не задумываясь, сказал старик. — Так вы согласны?

— Я не могу сказать, что мои бойцы очень уж устали. Они должны привыкать к тяготам военной службы. В бою им будет несравненно тяжелее, — приветливо и в то же время довольно решительно произнес Ярош.

Но старичок не хотел просто так сдаваться. Он продолжал настаивать, уверяя, что на них, старых партизан, можно всецело положиться.

Командир роты хорошо знал, что его солдаты были бы очень довольны, если бы их освободили от утомительной службы после тяжелейшего марша, но он был непреклонен. Его командирское сознание не могло согласиться на какие-то компромиссы.

— Большое вам спасибо за заботу. Но не обижайтесь — предложение ваше я принять не могу.

Партизан пожал плечами и помрачнел.

— Как хотите, товарищ командир. Я только хотел помочь вашим ребятам, чтобы они хорошенько отдохнули, — объяснял он растерянно.

Дорога, по которой тянулись колонны батальона, проходила по местам, сплошь усеянным вещественными доказательствами недавнего разгрома гитлеровцев: исковерканными орудиями, подбитыми танками, остовами сожженных машин и даже еще не убранными застывшими на морозе трупами фашистов…