Его звали Отакар - [35]

— Давай руку! — Шмольдас почувствовал железную хватку, подпрыгнул и с помощью этой железной руки, поддержавшей его в воздухе, вскочил на подножку. Теперь он уже видит, что рука, вовремя помогшая ему, принадлежит Отакару Ярошу. Тот для большей уверенности схватил его другой рукой за пиджак и втащил в вагон.

— Ну ты даешь, парень! Еще бы чуть-чуть…

Шмольдас благодарно смотрит на него серо-голубыми глазами:

— Спасибо, Ота!

Дневник Шмольдаса запечатлел некоторые характерные моменты их тогдашней жизни.

«11 сентября, понедельник. В первой половине дня занимались обычными делами в лагере. Затем неожиданно последовал приказ готовиться к эвакуации. Примерно в 6 вечера мы вышли из лагеря, а в полночь выехали из Лесны. Получил хороший нагоняй за неорганизованную погрузку оборудования.

12 сентября, вторник. В середине дня проехали Сарны, откуда 22 года назад наши отцы отправились к Зборову. Ночью мы остановились перед светофором и в нас чуть было не врезался другой поезд. Я выскочил из вагона, но все обошлось благополучно.

13 сентября, среда. Утром от Кросно свернули на Тарнополь, так как Львов уже занят немцами. Едва мы покинули Кросно, как на этот населенный пункт обрушилась немецкая авиация. Вечером прибыли в Тарнополь, но там настолько все было разрушено, что мы вынуждены были отправиться в Глубочек Вельки, где мы и расположились».

Да, все было именно так. Немецкие бомбардировщики полностью уничтожили тарнопольскую железнодорожную станцию. Дальше было ехать нельзя. Паровоз задним ходом отвел вагоны назад до станции Глубочек Вельки, расположенной примерно в 9 километрах от Тарнополя.

«Выходи из вагонов! Строиться по ротам и взводам!»

По приказу командира личный состав был размещен по домам и сараям. Штаб расположился в бывшей панской усадьбе. Выделенные из внутреннего наряда бойцы слушали у радиоприемника передачи польского радио. Поручик Ярош со Шмольдасом ускоренным темпом создавали телефонную сеть.

Штаб ожидал приказов польского военного командования в Тарнополе. Нервы у всех были напряжены до предела. Обстановка менялась каждую минуту, приказы противоречили один другому.

«14 сентября, четверг. Сегодня утром получил приказ провести телефонную связь, но в 9.00 получил новый приказ — немедленно приготовиться к маршу, все оборудование уничтожить. В полдень этот приказ был отменен, так что нам вновь пришлось взяться за установку телефонного оборудования.

15 сентября, пятница. Утром было офицерское собрание, на котором поляки сказали нам, что если они не будут в состоянии нас вооружить, то пошлют нас в то государство, которое сможет это сделать. В полдень на нас был совершен налет…»

С запада быстро приближался однообразный гул. Самолеты. Наши ребята и сельские жители выбегают из домов, задирают вверх головы.

— Вот они!

— Один, два, три…

Построенные клином, бомбардировщики с надрывным звуком выплывали из туч.

— Это не фашистские самолеты, — говорит кто-то. Отличительные знаки на крыльях не разобрать, но они никак не похожи на свастику. Самолеты пролетают над селом, разворачиваются и с нарастающей скоростью возвращаются назад. Моторы ревут так сильно, что даже закладывает уши. От крыльев отделяются бомбы и летят вниз. Земля и воздух дрожат от взрывов. Слышатся испуганные крики женщин, причитания, плач. Бомбы падают на станционные постройки, железнодорожное полотно, попадают в поезд, который, к счастью, оказывается пустым, взрываются и между домами…

Пулеметчик Витезслав Грюнбаум, согнувшись за своим станковым пулеметом, временно закрепленным на деревянной подставке, поймал в прицел цель и яростно жмет на спусковой крючок. В небо, пронзя воздух, несутся длинные очереди пуль. Заряжающий поддерживает прыгающую патронную ленту. Неожиданно пулеметчик резко сгибается, руки его отрываются от оружия и прижимаются к животу. Сквозь пальцы проступает кровь. Он падает и со стоном начинает кататься по земле.

Осколок бомбы располосовал ему живот. Он умер по пути в тарнопольскую больницу. Свидетели этого случая говорят, что его последние слова были такими: «Я знаю, что мне пришел конец. Жаль только, что я в него не попал». Первые жертвы. Гибель пулеметчика подействовала на всех угнетающе.

Поручик Шмольдас записал коротко:

«…тяжело ранило одного сержанта и легко одного поручика. В 19 часов был назначен отход из Глубочека, но когда личный состав построился, поступило распоряжение начать марш завтра».

Напряжение растет, оно буквально висит в воздухе. Немцы приближаются, а чехословацкий легион торчит в Глубочеке. Подполковник Свобода послал связного капитана Швейтцера в Зелешчик, где укрылось польское правительство, а вместе с ним и дипломатический корпус. Капитан должен был найти чехословацкого посла Славика и сообщить ему, что подполковник Свобода, исходя из создавшейся ситуации, имеет намерение спасти часть путем отступления на румынскую или советскую территорию. Связной возвратился и доложил Свободе, что посол согласен с его намерениями. Славик, сказал он, отдает предпочтение России, потому что он предварительно обсудил уже этот вопрос с советским послом и военным атташе полковником Рыбалко. Чехи и словаки будут приняты на советской земле как союзники и друзья.