Его уже не ждали - [9]

Шрифт
Интервал

— Невестка на зиму припасла, а я, грешным делом, нет-нет — да и прикладываюсь.

Они рассмеялись.

— Гнатка моего помнишь? В тюрьме он…

— За что?

— Во время страйка на тартаке[9] полицай обласкал его дубинкой по спине. А Гнатко как размахнется да как даст полицаю в рожу, так тот и залился кровью. Ну, тут тебе сразу — выступление против власти, вот и…

— На сколько?

— Два месяца получил. Жду, не сегодня-завтра выпустят. А тебя, братику, так же Ярославом Ясинским кличут или теперь по-иному? — вдруг понизив голос, спросил Остап Мартынчук.

В этом вопросе не было ничего неожиданного. Однако Гай ответил не сразу. Допил кофе, отодвинул чашку, закурил сигарету. И, будто взвесив что-то, сказал:

— Как известно, удаль молодецкая из одной только могилы не выносит, а из огня, из воды всегда вынесет. Ярослава Ясинского повесили. И пусть никто не знает, что он воскрес. Надо ли, чтобы закоренелые безбожники вдруг уверовали в чудеса?

— Око видит далеко, а мысль еще дальше, — одобрительно сказал Мартынчук. — Верно решил: мертвого с кладбища не возвращают.

— Остап Мартынчук был человеком честной души…

— Он таким и остался, братику, — и хотя в голосе Остапа прозвучала обида, он положил Гаю на плечо сухую жилистую руку и сказал: — Не сомневайся.

— Так вот, по паспорту теперь я Гай. Кузьма Захарович Гай.

— Да, запомню. Гай Кузьма Захарович, — медленно повторил Мартынчук. — А узнать тебя не легко… Шутка ль сказать — двадцать три года!

— Да, много воды утекло, — в раздумье проронил Гай и умолк.

— Когда тебя забрали, сразу же арестовали Ивана Сокола, да и других похватали. Эге ж… Их судили как самых главных социалистов в Галичине. Сколько шуму наделали газеты! Громкий был процесс. Мол, организовали тайное общество, связались с закордонным социалистическим центром и подготовляли революцию, чтобы свергнуть власть цисаря Франца-Иосифа, хай тому цисарю черт маму мордует! Засудили их, кинули в тюрьму, думали, запугают, сломят. Да орешки пришлись не по зубам панам прокураторам. А моего земляка Ивана Франко ты помнишь? Стал очень известным писателем. Но не забывает, что он — сын кузнеца. От мала до велика — все его знают. Для простого рабочего люда он — брат, родной человек, потому что понял он их горькую жизнь и защищает их как может. А польские шляхтичи, ну и за компанию с ними и наши галицкие пидпанки проклятые, грызут ему печенку Ботокуды![10]

— Ботокуды? — переспросил Гай.

— Так-так, это Иван Франко наших, ну, этих «отцов народа» — фальшивую зграю[11] «патриотов», таким прозвищем заклеймил. Гнатко тут у меня книгу Ивана Франко оставил, — вот возьми, почитай.

Старик нашел на этажерке небольшую книжечку, быстро перелистал страницы и, подойдя к Гаю, указал:

— Вот тут читай…

Гай взял из рук Остапа Мартынчука книгу и тихо прочел:

— Ты, братец, любишь Русь,[12]
Как любишь хлеб и сало,—
Я ж лаю день и ночь,
Чтоб сном не засыпала…
Ведь твой патриотизм
Одежда показная,
А мой — тяжелый труд,
Горячка вековая.
Ты любишь в ней господ,
Блистанье да сверканье,
Меня ж гнетет ее
Извечное страданье…

— Метко, га? — горячо блеснули из-под седых бровей глаза Остапа Мартынчука.

И он принялся рассказывать о том, через какие душевные муки и издевательства прошел Иван Франко.

Да, Гай это знал. Конечно, «добрейший» цисарь не изгнал писателя из страны — как можно? В Австро-Венгрии — конституция! Одним словом — рукавички на когтях монархии. Только эти рукавички такие, что не мешают хищнику впиваться в свою жертву. Писателя трижды бросали в тюрьму, гоняли этапом, бойкотировали, сплетни разные о нем распускали. Ведь не даром в народе говорят, что ложь и клевета — все равно, что угли — не обожгут, так замарают.

— Народ Ивана Франко хотел выбрать своим послом в галицкий сейм и австрийский парламент. Да где там! — махнул рукой Остап Мартынчук. — Всякий раз власти что-нибудь подстраивали: и в народ стреляли, и невинных людей в тюрьму побросали.

— Известно, молния не в коряги ударяет, а в самые высокие деревья. К счастью, перо Ивана Франко осталось острым, — раздумчиво проговорил Гай, обращая память к сильному юноше с высоким лбом, серыми горячими глазами и энергично очерченным подбородком. Еще тогда, много лет назад, Гай восторгался его ярким талантом. — Я слышал, Иван Якович тяжко хворает?

— Что правда, то правда, здоровье у него отняли.

— Иван Сокол в городе? — неожиданно спросил Гай.

— Только вчера поехал к себе на Гуцульщину лечиться.

— Жаль, он мне нужен.

— Ов-ва! Он там долго не усидит. Как вернулся из Женевы, к нему молодежь, как воробьи на вишню, слетается. Мой Гнатко частенько туда заглядывает. Книги ему Сокол дает. Как-то газету «Искра» Гнатко принес. Там прямо, без утайки писалось, что едут в Россию от «Искры» агенты, которые будут…

— Так вы уже читали статью Ленина «С чего начать?»

— Эге ж. А Иван Сокол хлопцам верно сказал, что от того, какой строй будет на Украине, во многом зависит и наша судьба. Ведь там наших родных братьев в семь раз больше, чем нас тут.

— Ленин сейчас пишет книгу, — доверительно проговорил Гай. — Она будет называться «Что делать?» В этой книге — весь план построения той боевой партии, о которой мечтают настоящие революционеры. Без такой партии, сколько бы ни поднимался в России народ, революция не победит.


Еще от автора Златослава Борисовна Каменкович
Опасное молчание

Вторая книга дилогии «Человек, которого люблю…». В книге читатель найдет дальнейшее продолжение судеб персонажей, знакомых по «Тайне Высокого Замка», а также встретится с новыми интересными событиями и людьми — нашими современниками.


Тайна Высокого Замка

Приключенческая повесть о мальчишках Львова предвоенной и военной поры. Действие происходит накануне и после воссоединения Западной Украины и в период фашистской оккупации.


Ночь без права сна

В романе известной русской писательницы отображена революционная борьба трудящихся Западной Украины за свое социальное и национальное освобождение в начале нашего века. Исторические события здесь переплетаются с увлекательной, захватывающей интригой, волнующими приключениями героев.


Рекомендуем почитать
Лейтенант Шмидт

Историческая повесть М. Чарного о герое Севастопольского восстания лейтенанте Шмидте — одно из первых художественных произведений об этом замечательном человеке. Книга посвящена Севастопольскому восстанию в ноябре 1905 г. и судебной расправе со Шмидтом и очаковцами. В книге широко использован документальный материал исторических архивов, воспоминаний родственников и соратников Петра Петровича Шмидта.Автор создал образ глубоко преданного народу человека, который не только жизнью своей, но и смертью послужил великому делу революции.


Доктор Сергеев

Роман «Доктор Сергеев» рассказывает о молодом хирурге Константине Сергееве, и о нелегкой работе медиков в медсанбатах и госпиталях во время войны.


Вера Ивановна

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Хлопоты

«В обед, с половины второго, у поселкового магазина собирается народ: старухи с кошелками, ребятишки с зажатыми в кулак деньгами, двое-трое помятых мужчин с неясными намерениями…».


Рассказы радиста

Из предисловия:Владимир Тендряков — автор книг, широко известных советским читателям: «Падение Ивана Чупрова», «Среди лесов», «Ненастье», «Не ко двору», «Ухабы», «Тугой узел», «Чудотворная», «Тройка, семерка, туз», «Суд» и др.…Вошедшие в сборник рассказы Вл. Тендрякова «Костры на снегу» посвящены фронтовым будням.


О Горьком

Эта книга написана о людях, о современниках, служивших своему делу неизмеримо больше, чем себе самим, чем своему достатку, своему личному удобству, своим радостям. Здесь рассказано о самых разных людях. Это люди, знаменитые и неизвестные, великие и просто «безыменные», но все они люди, борцы, воины, все они люди «переднего края».Иван Васильевич Бодунов, прочитав про себя, сказал автору: «А ты мою личность не преувеличил? По памяти, был я нормальный сыщик и даже ошибался не раз!».