Его семья - [23]

После выступления Сологуб Головенко снова объявил перерыв, но Яков уже не вышел в коридор.

Ход собрания просто ошеломил его.

Идя сюда, он думал, что все дело ограничится обсуждением, что его будут критиковать и придется признать неправильность своего поведения.

Горбатюк был уверен, что в крайнем случае ему вынесут выговор, и, боясь этого «крайнего случая», решил не раздражать товарищей.

Теперь же он убедился, что дело намного серьезнее, чем он думал до сих пор. Выступления показали, что коммунисты возмущены не только фактом нарушения им служебной дисциплины, а и его пьянством, поведением в семье.

«Неужели правда на их стороне? — спрашивал себя Яков. — Неужели во всем виновен я?» Но все его существо восставало против такого вывода. И чем больше критиковали его товарищи, тем больше он убеждал себя в том, что они просто не поняли его, так как он не сумел правильно и ясно выразить свои мысли.

И когда Головенко предоставил ему слово, Горбатюк повторил то же, что говорил раньше. Сказал, что считает себя виновным в том, что нарушил трудовую дисциплину, в том, что пил. И еще сказал, что не может понять, почему коммунисты обвиняют его в семейном разладе. Нет его вины в этом!..

— Пить будете? — спросил редактор.

— Петр Васильевич, — горячо ответил ему Горбатюк, — даю вам слово коммуниста, что больше это не повторится! Я уже после того случая дал себе слово и сдержал его. У меня хватит силы воли…

— С семьей что думаете делать? — перебила Сологуб.

Яков повернулся к ней.

— А с вами, товарищ Сологуб, я не могу согласиться! Не могу! — повторил он, глотая горячий клубок, который подкатывался к горлу. — Я как можно скорее выясню свои отношения с женой. Я не могу помириться с ней. Мы стали чужими друг другу… Я разведусь с Ниной…

Яков постоял, припоминая, чего еще не сказал. Потом махнул рукой и пошел на свое место.

— Товарищи, переходим к предложениям, — снова поднялся Головенко. — Есть два предложения: первое — исключить Горбатюка из партии, второе — объявить ему строгий выговор с занесением в личное дело. Степанида Никитична, вы не снимаете своего предложения?

— Нет! — резко ответила Сологуб. — Горбатюк — мещанин. Ему не место в партии!..

Она крепко сжала тонкие губы, застыла в своей решимости.

— Других предложений нет?.. Тогда перехожу к голосованию.

— Обожди, Виктор, — вмешался Руденко, и Яков с надеждой посмотрел на него. — Нужно сформулировать, за что мы выносим партийное взыскание.

Горбатюк вздохнул и низко опустил голову.

— За нарушение служебной дисциплины, за систематическое пьянство…

— За аморальное поведение в семье, мещанские взгляды на семью…

Яков молчал. Теперь, когда он убедился, что никто не внесет предложения о более мягком наказании, он чувствовал себя в положении человека, которого очень больно, а главное — незаслуженно обидели. Как ребенок, считая, что его понапрасну побили, хочет быть еще сильнее побитым, чтобы чувствовать себя совсем несчастным и иметь право осуждать жестокость и несправедливость родителей, так и Горбатюк сейчас хотел, чтобы прошло предложение Сологуб, а потом все коммунисты почувствовали, как неправильно поступили они, так сурово наказав его. «Пусть бьют, пусть добивают, — мрачно думал он, — но потом пусть уж не подходят ко мне…»

Яков достал папиросу, но курить не мог и вспомнил, что так же не мог курить три года тому назад, когда был тяжело болен.

XV

Как только собрание закончилось, Горбатюк ушел в свой кабинет. Он никого не хотел видеть, ни с кем не хотел разговаривать.

Ему было очень тяжело. Несмотря на то, что почти все коммунисты проголосовали против предложения Сологуб, его все же не оставляла мысль о том, что вынесенное ему взыскание незаслуженно.

«„Аморальное поведение“… „Мещанские взгляды“… — вспоминал Яков. — Неужели они действительно считают, что это так? Почему я мещанин? Потому что все отдавал семье, детям?»

Он представил себе дочек, и ему стало очень жаль их.

«Поймут ли они меня когда-нибудь?» — спрашивал себя Яков, думая о том, что все равно разведется с Ниной и будет жить отдельно. Нина, конечно, не отдаст ему Галочку, хотя бы потому, что он так любит младшую дочку. А как суд? Может ли суд отдать ему Галочку?

«„Мещанин!“ — снова вспоминает он слова Сологуб. — И за что она так ненавидит меня? Что я ей сделал?»

Горбатюк старался припомнить, что плохого он сделал Сологуб. Кажется, ничего. Еще недавно, когда Степанида Никитична принесла не совсем удачно написанную заметку, он вызвал ее к себе и долго сидел вместе с ней, правя написанное. Разве она не благодарила его тогда? А сегодня: «Мещанин!», «Исключить из партии!»

В коридоре ходили, разговаривали, смеялись его товарищи. Он слышал басок Холодова, веселый голос Степаниды Никитичны и чувствовал себя очень одиноким.

Зайдя в кабинет, Яков не зажег света, который сейчас только раздражал бы его. Однако и царившая здесь полутьма не приносила успокоения. Время от времени по улице проезжали машины, отбрасывая на противоположную стену мертвый, неприятный свет, и Горбатюк закрывал глаза, чтобы не видеть его.

— Яков Петрович, можно?

Это Головенко. Он остановился на пороге, и фигура его четко вырисовалась в светлом прямоугольнике двери.