Его последние дни - [42]

— Как вы себя чувствуете? — На этот раз вопрос задали мне. — Вам больно?

Очень не хотелось ничего отвечать. Это рушило весь спектакль. До этого я слушал и даже ощущал сценку, происходящую с кем-то другим. Эдакий иммерсивный театр. А необходимость говорить возвращала меня в реальность, в которой будет больно.

— Только когда смеюсь, — ответил я на вопрос цитатой из старого анекдота.

— Смеетесь?

Сестра, видимо, анекдота не знала, и я предположил, что это связано с возрастом. Представил, что это совсем молодая и красивая девушка. С длинными светлыми волосами, аккуратно собранными на затылке. С большими, красивыми глазами, тонкой талией, длинными и нежными пальцами. И какой-нибудь забавный головной убор у нее. С красным крестом. Еще нужно определиться, какой длины халат представить. Не слишком длинный, чтобы не мешал любоваться красивыми ножками, но и не слишком короткий, делающий образ скорее пошлым, чем волнующим. Главное теперь — не открывать глаза. Иначе все рассеется.

— Как вы себя чувствуете? — повторила она вопрос.

— Хорошо, — абсолютно честно сказал я.

— Откройте глаза, — приказала сестра.

— А можно я так полежу? Я нормально, правда. Просто хочу полежать с закрытыми глазами.

— Голова кружится?

— Нет, совсем нет.

— Что случилось?

— На Эльбрусе, на Эльбрусе выполнял я упражнения на брусьях. Разворот и поворот, и ударился я брусьями об рот, — пропел я.

— Что? — не поняла она.

— Шучу, поскользнулся и упал.

— И ударились лицом об пол? — недоверчиво уточнила сестра.

— Об стенку кабинки сначала. Потом уже да, об пол. Кажется, уздечку порвал.

Какое-то время она молчала, о чем-то раздумывая. Я представил, как она хлопает глазками.

— Хорошо. Тогда лежите пока. Я схожу за доктором.

Сестра ушла, но, кажется, остался санитар. Сержант больше не скрипел. Хотя могу предположить, что санитары, втащившие меня в палату, помешали его кропотливой работе по центрированию стула. Так что все придется начинать заново.

Я вдруг подумал, что я сам перешел из вертикальных в горизонтальные. А еще теперь Розенбаум меня точно не выпустит отсюда.

Я задремал и проснулся от того, что в палату вошли как минимум два человека. Спросонья автоматически раскрыл глаза и поморщился от разочарования. Тошнит уже от этой обстановки.

К моей кровати подошел заведующий, если я правильно запомнил его должность, и Ольга. Та самая сестра, которая первой встречала меня в этом славном отделении. Интересно, почему я не узнал ее по голосу? Конечно, не стоит и говорить о том, что она и близко не похожа на ту медсестру, которую я представлял себе с закрытыми глазами. Фантазия всегда лучше реальности.

— Что произошло? — рванул с места в карьер заведующий.

— Упал. — Я тут же почувствовал, что губа опухла и говорить неудобно.

— С кровати на табуретку? — скептически поинтересовался он.

— Тогда уж с унитаза на пол.

— Послушайте, у меня тут не детский сад. Больше никаких предупреждений не будет. Одного из вас я выкину из этого отделения, и пусть с вами разбираются как с буйными.

Я опешил. Помимо того что его грозный голос совсем не соотносился с внешностью одуванчика, так еще и в его словах не было смысла.

— Из каких таких нас? — уточнил я.

— Из драчунов!

Я чуть не хихикнул, но из уважения к чувствам всех суровых людей на Земле сдержался.

— Я вас не понимаю.

— Вы опять с Семецким сцепились? — невпопад спросил он.

— Я даже не знаю, кто… — Но тут я догадался, кого имеет в виду заведующий, и помотал головой. — Нет, он тут вообще ни при чем.

Заведующий смотрел на меня так, будто пытался заставить в чем-то признаться.

— Сначала вы двинули ему в челюсть в столовой, а теперь он вам в туалете? — наседал он.

— Да я даже не знал, что он там был!

— В общем, мне весь этот цирк не нужен, еще раз хоть что-то произойдет — выкину из отделения обоих, понятно?

— Что, например? — уточнил я как можно более нейтральным тоном.

— Что угодно, что нарушает дисциплину и распорядок и в чем замешаны вы оба.

— То есть если у него кукушку сорвет, то я тоже под репрессии попаду?

— Мы разберемся, у кого кукушку сорвало, а кто просто нарушитель, мы в этом профессионалы. Понятно? — Он уже почти не скрывал раздражения, и я решил больше с ним не разговаривать.

— Понятно.

Он еще какое-то время сурово смотрел на меня, потом спросил у сестры:

— Что там с уздечкой?

— Ну, подорвал, но ничего критичного, — ответил я за нее. — Что вы раздуваете…

Заведующий развернулся и ушел, не прощаясь. Сестра проводила его взглядом, потом сказала:

— Могу мазь дать, но в целом само заживет довольно быстро. Отек скоро спадет.

— Спасибо, как-нибудь без мази обойдусь.

Сестра тоже ушла. Я осмотрелся. Сержанта в палате не было, зато на своей койке сидел Сыч и смотрел в окно. Какой длинный и безумный день. А еще даже не ужин.

— Вы как? — спросил Сыч участливо.

— Нормально.

Я откинулся и уставился в потолок. Итак, наверняка еще предстоит разговор с Розенбаумом, и нужно бы к нему подготовиться. Он, в отличие от заведующего, будет копать глубже. Если я ему расскажу про приступ, точно не выйду. Может, действительно соврать, что мне Тощий в челюсть въехал? Мне-то какая разница? Я утром отсюда выйду, если Розенбаум не найдет у меня признаков какого-нибудь сумасшествия, а этот черт и правда буйный.