Его-Моя биография Великого Футуриста - [43]

Все на свете эгоистично — условно.

Пусть Он воображает, фантазирует, увлекается, любит, творит, поет.

Он — Поэт.

Я наливаю медленно чаю, кладу земляники, успокаиваю Поэта: ехать на Кавказ еще нельзя.

Ялта зовёт

О комнате ветка оранжевой рябины.

Поэт потерял покой.

Он каждую ночь видит во сне море в Крыму, рыбаков из Балаклавы, корзины с виноградом, девушек в белых платьях, солнце на берегу у волн, корабли, дельфинов, крепкий турецкий кофе.

Просыпаясь кричит мне.

— Дальше.

А я работаю и упорно молчу: мне осталось совсем мало, еще несколько страниц, несколько слов.

Ведь Ему 33 года и мой труд впереди.

Я потом когда нибудь напишу вторую часть Его Дней и моих минут.

Теперь же Он начинает меня побеждать — кажется снам Поэта суждено осуществиться.

Скоро снова — Пермь — Ялта.

Так было много раз.

На пароходах по Каме — Волге до Саратова, там по дороге в Симферополь, оттуда на автомобиле в Ялту.

Этот маршрут я повторяю, пою, пишу, декламирую, чтобы только успокоить Поэта.

Быть может через 10 дней придется расстаться с Каменкой, с Его музеем, родными. И в путь — дальше. Все — к лучшему, к совершенному.

Мой вольный бег

Мой путь привольный

Где солнце и где Май

Вчера — Казбек

Сегодня — волны

У моря Черного мой рай.

(Девушка босиком)

Счастливый утровеющий час да встретит юношеские глаза Поэта, сияющие счастьем осенняго перелета с севера на юг, с Цингала на Ай-Петри.

К снегу — в Москву — стану там издавать Эту книгу, но как — еще незнаю.

Изменила ли революция теперь условья издательства или предстоит борьба с прежним ужасом — увидим. Если будет нужно — возьмем свое силой молодости, надавим упругими бицепсами Духа и Тела, но неуступим тьме.

Наша закаленность в борьбе за святое дело Истины, наша загорелость от солнца культуры, наша радиоактивная энергия, наша гениальная футуристичность — верная порука за наше победное шествье —

— Дальше.

Революция Духа — за нами.

За нами — все молодое Человечество со всей своей красотой вольнотворческого бунта.

Революция дала великое благословенье нашему Футуризму на океанский размах.

За нами подвиги гениальных парней — Достойных сынов своего пророческого искусства.

Имя Великого футуриста Василья Каменского еще много тысяч раз будет алошелково развеваться сокрушительным знаменем над молодецкими головами юношей и девушек.

Тише.

Сейчас Поэт будет читать Стихи.

Он совершит чудо.

Василий Каменский — Живой Памятник

Комитрагический моей души вой

Разливен будто на Каме пикник

Долго ли буду стоять я — Живой

Из ядрёного мяса Памятник.

Пожалуйста —

Громче смотрите

Во все колокола и глаза —

Это я — ваш покоритель

(Пожал в уста)

Воспевающий жизни против и за.

А вы — эй публика — только

Капут

Пригвождали на чугунные памятники.

Сегодня иное — Живой гляжу на толпу —

Я нарочно приехал с Каменки.

Довольно обманывать Великих Поэтов

Чья жизнь пчелы многотрудней —

Творящих тропическое лето

Гам — где вы стынете от стужи будней.

Пора возносить песнебойцев

При жизни на пьедестал —

Пускай таланты еще утроятся

Чтобы каждый чудом стал.

Я верю — когда будем покойниками

Вы удивитесь

Святой нашей скромности —

А теперь обзываете футуроразбойниками —

Гениальных Детей Современности.

Чтить и славить привыкли вы мертвых

Оскорбляя академьями памятниками —

С галками.

А живых нас —

Истинных, Вольных и Гордых

Готовы измолотить скалками.

Какая вы публика — злая да каменная

Несогретая огнем футуризма

Ведь пророк — один пламенный я

Обожгу до идей Анархизма.

Какая вы публика — странная да шаршавая —

Знаю что Высотой вам наскучу —

На аероплане взнесенный в Варшаве я

Часто видел внизу муравьиную кучу.

И никому небыло дела

До футуриста-летчика

Толпа на базарах — в аллее

Галдела

Или на юбилее

Заводчика.

Разве нужна гениальность наживам —

Бакалейно-коммерческим клубам.

Вот почему перед вами Живым

Я стою одиноким Колумбом.

Вся Судьба моя —

Призрак на миг —

Как звено пролетающей Птицы —

Пусть Василью Каменскому Памятник

Только Любимой приснится.

Эхх и мма и ну

Эхх и летит Поэт

Мма — и купается в лебединых облаках.

Ну-и что ж.

Памятник ли, судьба ли, любимая ли, один ли.

Взлетел Поэт — крылья в небесности.

Незнает, неведает, неждет.

Все есть, все с Ним.

А зачем Памятник, ненадо.

И нетакой Он: где нибудь будет стоять на тропинке в горах у моря или на Каменке (у часовни Своей) с посохом, с мешком (сухари, чай и стихи) за спиной — это и будет — памятник.

Это и приснится любимой — и может быть у стога свежого сена накошенных мечтаний о солнце.

Помнится Ему: белый домик, ограда церковная и месяц молодой, четкий.

И летит Поэт к счастью.

Я кончаю книгу и думаю о восковой свече — о кротости во имя Его перед иконостасом судьбы.

Меня осудят все — ивы, чье сердце чутко только для себя и немного для близких, — и вы, чья дружба ограничена и условна, — и вы — и даже вы — чья любовь гордо называется любовью.

И меня будут судить: ведь я сохранил Поэта до этой Книги, а теперь пусть Он — полетает — согреется.

Эхх — голова — голова.

Я еще огненнее верю: я молюсь о Его голове.

Только бы удержалась голова.

А судьи кто.

Ну ничего, пустяки, ненадо, трава.

Он летит и если увидит озеро счастья, и если будет надо — опустится.

Я желаю Ему творческого покоя.

Он кажется ищет успокоиться.