Его любовь - [41]
Осторожно, на ощупь стали продвигаться вдоль высокого мокрого штабеля. Здесь, на открытом месте, казалось, что дождь шумит громче, и это почему-то успокаивало. При малейшем шорохе замирали и слушали, слушали. Переждав немного, снова двигались вперед — спинами к мокрым доскам, рука в руке, шаг за шагом. Хорошо еще, что ночь, слякоть, туман, а босые ноги так чутки…
Наткнулись на что-то колючее. Но это не хвоя. Опять колючая проволока! Надо же было вырваться из яра, чтобы снова очутиться за колючкой! Неужели вся земля, весь мир опутаны, обвиты, обкручены теперь колючей проволокой, как железной паутиной, и куда ни повернись, куда ни выйди — всюду и везде эта проклятая ржавая сеть?!
От малейшего прикосновения ограждение гудело, как телеграфные провода на ветру. Оставалось одно — подкоп. Осторожно вырыть под проволокой лаз по-собачьи и потом проползти на ту сторону. Плохо, что после них здесь останется след, и утром, обнаружив его, фашисты бросятся в погоню. Но это будет утром, а сейчас ночь, глухая дождливая тьма, и, пока есть время, нужно успеть вырваться из западни.
Руками, пальцами, ногтями гребли и гребли, упрямо гребли и гребли, слава богу, хоть мокрый, неосыпавшийся песок.
Когда углубление показалось достаточным, Микола поднял нижнюю проволоку, и первым пополз Артем, который так боялся остаться позади, так рвался вперед, что зацепился-таки за острую колючку, и Микола долго не мог высвободить его штанину. Потом Артем, стоя уже на другой стороне, приподнял проволоку, и пролез Микола. Оказавшись за ограждением, они, не поднимаясь на ноги, и дальше поползли, как ужи, по-пластунски.
Та́к вот, ползком и добрались до насыпи, проходившей вдоль заболоченной равнины. Никого и ничего не было слышно, но взбираться на полотно было опасно. Решили дождаться, пока пройдет патруль, и сразу же позади него проскочить насыпь.
Тянулись долгие минуты, но никто не появлялся, и Артем, тихо ворча, много раз нетерпеливо поднимал голову.
Но вот (сперва отдаленно, едва уловимо, а потом — все громче) затопали по шпалам кованные железом сапоги. По насыпи медленно приближались четверо. Впереди один, на некотором расстоянии — двое, и чуть подальше еще один.
Беглецы прижались к земле. Патруль все ближе. Идут размеренно, неторопливо, и так громко топают, что кажется — кованые сапоги шагают не по шпалам, а прямо по головам.
Приблизились, остановились. Если заметили, долго ли прошить автоматной очередью черные пятна под насыпью!
Но в темноте мигнул слабый огонек в печурке ладоней. Солдаты остановились закурить. Обменялись двумя-тремя словами и пошли дальше.
Они удалялись, шагая и размеренно и тяжело. Подождать бы еще немного, пока они совсем исчезнут. Но нетерпеливый Артем уже на насыпи. За ним — и Микола. И в ту же секунду задний солдат, то ли почуяв кого-то за спиной, то ли заметив какие-то тени, промелькнувшие над тускло поблескивающими, во тьме рельсами, резко и требовательно выкрикнул:
— Хальт!
Беглецы бросились от насыпи. Бежали по кочкам, по уходящей из-под ног трясине. Падали, ползли, поднимались и снова падали, не останавливаясь ни на мгновенье. Миколе казалось, что долго еще будет гнаться за ними и преследовать по пятам Бабий яр, будто они все еще не вырвались из него и бегство все еще продолжается, и неизвестно, когда оно кончится.
В небо взвилась осветительная ракета. Мигая вверху, она словно присматривалась к земле. И пули, сердито посвистывая, будто бы гнались за беглецами. Бежать было все труднее и труднее — болото становилось глубже. Из-под ног, тяжело захлопав крыльями, взлетела испуганная утка. Значит, здесь глухое болото, где никто не ходит, раз птица не потревожена. Удастся ли пройти?
На этот раз успокоил Артем. Когда-то, еще до войны, он охотился здесь на диких уток и хорошо знал эти места. Болото проходимо. А по ту сторону его — дубняк, а оттуда — рукой подать до Заславичей.
Вскоре крики начали удаляться, стрельба утихла: солдаты, наверно, не захотели лезть в холодную тину. Постреляли еще немного для острастки и пошли дальше. У них ведь тоже небось от страха поджилки трясутся: беглецов, скорее всего, за партизан приняли и подумали, что те их нарочно в болото заманивают, чтобы тем временем заминировать колею.
Кончилось болото. Вон и дубы на пригорке. Свернули туда. Оставалось всего несколько километров пути, но теперь каждый километр давался все труднее и труднее. И чем ближе подходили к Заславичам, тем молчаливее становился Артем. Видимо, опасался, что встретят их не так, как сулил он Миколе и как надеялся сам. Родителей жены знал он не очень и только гадал, как они отнесутся к нему сейчас, как встретят Миколу — незнакомого человека, которого тоже надо будет прятать и кормить и ради которого придется рисковать жизнью.
В село вошли поздней ночью, в такой густой темноте, что приземистые хатки казались кустами, а вблизи — стогами сена.
Артем остановился, чтобы отдышаться то ли от быстрой ходьбы, то ли от сильного волнения, охватившего его перед скорой встречей с любимой женой, с ее ворчливыми стариками.
— Заблудились? — спросил Микола, тоже переводя дух.
Казалось, ничто не предвещало беды — ротное тактическое учение с боевой стрельбой было подготовлено тщательно. И вдруг, когда учение уже заканчивалось, происходит чрезвычайное происшествие, В чем причина его? По-разному оценивают случившееся офицеры Шляхтин и Хабаров.Вступив после окончания военной академии в командование батальоном, Хабаров увидел, что установившийся в части стиль работы с личным составом не отвечает духу времени. Но стремление Хабарова изменить положение, смело опираться в работе на партийную организацию, делать «ставку на совесть» неожиданно встретило сопротивление.Не сразу осознал Шляхтин свою неправоту.
Центральное место в сборнике повестей известного ленинградского поэта и прозаика, лауреата Государственной премии РСФСР Глеба Горбовского «Плач за окном» занимают «записки пациента», представляющие собой исповедь человека, излечившегося от алкоголизма.
Минуло двадцать лет, как смолкли залпы Великой Отечественной войны. Там, где лилась кровь, — тишина. Но победу и мир надо беречь. И все эти годы днем и ночью в любую погоду пограничные дозоры чутко слушают тишину.Об этом и говорится в книжке «Дозоры слушают тишину», где собраны лучшие рассказы алма-атинского писателя Сергея Мартьянова, уже известного казахстанскому и всесоюзному читателю по книгам: «Однажды на границе», «Пятидесятая параллель», «Ветер с чужой стороны», «Первое задание», «Короткое замыкание», «Пограничные были».В сборник включено также документальное повествование «По следам легенды», которое рассказывает о факте чрезвычайной важности: накануне войны реку Западный Буг переплыл человек и предупредил советское командование, что ровно в четыре часа утра 22 июня гитлеровская Германия нападет на Советский Союз.
В повести и рассказах В. Шурыгина показывается романтика военной службы в наши дни, раскрываются характеры людей, всегда готовых на подвиг во имя Родины. Главные герои произведений — молодые воины. Об их многогранной жизни, где нежность соседствует с суровостью, повседневность — с героикой, и рассказывает эта книга.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.