Его любовь - [30]

Проскочил. Сразу же пробрался в тот глухой угол, где ночевал последние ночи, спрятал ножницы в щель под бревном. Вроде бы никто не заметил.

В полночь Федор спросил:

— Новости есть?

— Есть! — не скрывая радости, выдохнул Микола.

— Вот видишь! — обрадовался Федор. — Кто хочет, тот добьется.

В последующие дни Микола продолжал искать. Попался ножик. Потом еще одни ножницы. Каждый раз, пронося «инструмент» в землянку, рисковал жизнью. Но теперь проделывал всю операцию намного увереннее, меньше нервничал. Вероятно, сделать первый шаг всегда труднее.

Другие тоже почти каждый день что-нибудь приносили — все, что могло помочь освободиться от оков и в решительную минуту стать оружием. Вскоре были составлены десятки, и каждая из них готовила свою часть побега.

Самым сложным оказалось подобрать нужный ключ. Каждый вечер Федор спрашивал Владимира: «Как дела?», но ответ каждый раз был неутешительным. Удалось найти только ключи от чемоданов, столов, гардеробов, а вот больших ключей все нет. Но ведь даже и дверные ключи не подошли бы: кто же запирал свой дом таким замчищем, как на воротах!

Но вот седобородому попалась связка ключей. Маленьких, средних, больших — видимо, слесарь или кладовщик захватил самое для него ценное. Смертник сорок первого года принес в яр ключи, не подозревая, что они пригодятся смертникам сорок третьего. В этой связке оказалось несколько здоровенных ключей, и Владимир опытным глазом прикинул — эти стоит попробовать. Нужно только чтобы более или менее подходящими оказались длина и ширина бородки, пазы и зубцы. Главное, чтобы ключ свободно вошел в скважину, и тогда, покачивая и приподнимая его, чтобы почувствовать внутреннее строение замка, Владимир сумеет его открыть.

Примерить ключ решили во время ужина.

Когда раздавали черную бурду — «кофе», на дне бидона всегда оставалось немного гущи, и узники набрасывались на бидон: каждый норовил зачерпнуть в свою посудину хотя бы ложку осадка. Толкались, пока надсмотрщики ударами палок не загоняли в землянку. Вот в это время, при общей сутолоке вокруг бидона, удобнее всего приблизиться к замку.

В тот вечер, как только бидон опустел, Микола схватил его за проушину и потащил ближе к входу в землянку, делая вид, будто бы хочет убежать от других и зачерпнуть себе побольше гущи. Вокруг Миколы, как рой обезумевших слепней, завертелись узники, вырывая из его рук бидон, протягивая свои консервные банки и отталкивая друг друга. В какой-то момент они прижали Миколу к решетке двери. Запертый замок висел на грубо приваренной скобе, и Владимир, тоже прижатый к двери, торопливо вставил ключ в замок. Пальцы его дрожали, руки дергались, как у припадочного, и ключ никак не попадал в скважину. А потом неожиданно накрепко застрял в замке — не вытащишь. Если его так и оставить — все пропало! Часовой сразу заметит, и — «капут». Топайде всех перестреляет…

От этой страшной мысли руки стали тверже, пальцы увереннее ухватили ключ, вытащили. Подольше бы только длилась эта толчея у бидона.

Первый ключ не подошел, хоть и был очень похож на тот, который вертели в руках дежурные надзиратели. А второй даже не вошел в замок. Между тем надзиратели уже лупили узников, отгоняя их от бидона. Остаются считанные секунды. Скорей! Третий ключ в прорези. Владимир вставляет его вглубь, слегка покачивает, приподнимая и опуская. Даже язык прижал к верхней губе. Нажал немного сильнее, и… в замке что-то сухо щелкнуло. Еще оборот, посвободней, и дужка, толстая, багровая, как разбухшая от крови пиявка, выскальзывает из своего гнезда. Владимир не верит глазам своим — но замок открыт! Быстро прижал дужку вниз, щелк-щелк в обратную сторону — и скорей связку за пазуху. Пока надзиратели бьют узников, он за их спинами незаметно проскальзывает в землянку. Заметив это, Микола оставляет бидон.

Надзиратель закрывает дверь и запирает замок.

И не догадывается, что в землянке есть теперь точно такой же ключ.

13

Дни шли за днями — быстро и незаметно. Дни исчезали в вечности, как песчинки в водовороте, и чтобы не потерять им счет, Микола завязывал узелки на веревке, поддерживавшей кандалы.

День — узелок. Неделя — двойной. И однажды ночью, проведя рукой по веревке, нащупал узелки и прикинул: здесь он уже полмесяца. Он хорошо помнил — разве это забудешь?! — что сюда, в яр, привезли его тринадцатого (вот и не верь в невезучее число!). Значит, сегодня уже двадцать восьмое сентября.

Чем дальше, тем ощутимее вступала в свои права осень. Словно ей надоело прятаться по углам, отсиживаться на задворках. Микола ходил босиком и хорошо чувствовал, как с каждым днем холодней становилась земля, подмерзала, особенно к утру. Блеклыми становились увядающие листья на деревьях, вылиняло небо, пожухла трава на поседевших от пепла кручах. И напрасно солнце все еще пыталось отогреть своими слабыми лучами замерзшую землю. Оно устало за лето, и не хватало у него сил подолгу задерживаться на небосводе. В овраге стало совсем сыро, засвистали пронизывающие сквозняки.

Работы подходили к концу.

Всюду рыскали надсмотрщики, высматривали, вынюхивали. Подбирали все, что казалось подозрительным. А подозрительным казалось едва ли не все, даже старый дамский ридикюль со ржавой защелкой.