Ego - эхо - [26]

Я его узнала, он отец Сашки Чекрыжова - тоже из нашей школьной компании. "Рио-Рита". Парня взяли сапером после девятого класса - он отставал в школе, ему было уже 18, как Коле, а в Чекрыжовской семье он самый младший. Вот уже больше года от него нет вестей...

Люди чуть попритихли, но не надолго. Они вяло оборачивались в сторону раненых, привыкли к ним, как к обыденному: к их халатам, костылям, тесемкам на кальсонах. А к тем раненым подходили и подходили еще, некоторые уже в штатской с чужого плеча одежде. Образовалась группа. Не торопились, за патокой не лезли, тихо переговаривались. Раненый, тот, что был с моей коробкой и еще с котелком для себя, высвободился из паточной толпы, поставил коробку на землю, поманил меня пальцем и показал глазами, а сам пошел к группе. Я подошла, но коробку поднять не решилась: развалится. Тут как раз бабушка моя бежит и Кашлеха - обе с ведерками. Застыдилась я: что-то не то мы все тут делаем. Чужое берем, хоть оно и наше... И опять за ныряющей гудящей толпою в ясном солнечном небе глухие раскаты громов.

Нашла себе оправдание тем, что раненые, защитники наши - пример всем нам - тоже здесь и тогда крикнула, громче, правда, чем надо. Когда стыдно, всегда громче получается, чтобы стыд, который вырывается наружу, заглушить, прибить громкостью.

-Баушка, а мне раненые патоки достали!

-Вот и хорошо! А я еще постою. Авось и достанется.

-Не надо, баушка, пошли лучше в госпиталь. Слышишь? Это не гром, Ба, вот они говорят - Армавир взяли. Они точно знают. Начальство все сбежало. А там раненые, пойдем, а? Наверно, это уже у Минвод грохот. Слышишь? Близко... Это совсем не Ростов! Баушк, идем, а?

-Мать твоя приехала из Железноводска, только на работу устроилась, и на тебе! Говорит, никого из начальства нету, они и решили расходиться по домам. Мать деньги принесла за две недели вперед, как все успокоится отработает. Говорит, в кассе оставались, куда девать - не знали, поделили все на зарплату. Да мыла жидкого привезла, на складе кадка стояла, тоже разделили по банке.

Мы аккуратно переложили "мою" патоку в ведерко, получилось почти половина, и подошли к раненым:

-Спасибо, ребяты, куда же вы теперь?

-А, мать, дела, как говорят, как сажа бела. Хуже не придумаешь.

-А что? - продолжил с загнутой ногой на костыле. - Мы уйдем, кто может. Кто куда. Кто в лес, кто через линию попробует перебраться, кто здесь перетерпит пару-тройку дней. Плохо лежачим. Начальники схватились поздно. Все секреты строили от нас - где немцы. Потом раскачались. Да не так легко оказалось вывезти раненых, не поспевали всех. Они - тю-тю, а мы как хошь, сами себе хозяева. И костылям своим. - И он опять заругался. - А ты, мать, и правда сходи, может, кому какую одежку раздобудешь, видишь, кое-кто уже принарядился в гражданское и, может, подскажешь чего тем, кто не встает. Возьми еще кого на подмогу. - И он поковылял к очереди, к бочке.

Мы с бабушкой заспешили.

Ой, что там было в госпитале! Стулья, шкафы, столы переломаны, перевернуты, подраны, валяются на дорожках, на аллеях в саду. Люди тащат на себе доски и вазы, даже военное обмундирование, тюки с бельем; простыни, наволочки разорваны, видно, на бинты; везде битая посуда, летает пух; два раненых ползут прямо в белье; кто хромает, кто с завязанной головой, кто стоит, кто матерится... Сестры в халатах мечутся; санитар, Иван Андреевич, отказался уезжать, обругал всех предателями, заорал на бабушку, чтоб она шла за ним вон в ту палату, из нее троих уже забрали местные, а двое еще там. Бабушка побежала вперед, сразу выглянула и кричит:

-Верусенька, живо носилки неси, один "с головой"! Да за матерью бежи!

Ведерко с патокой осталось со мной. Спрятать? Чтоб не нашли? Вокруг полно густых кустов желтой акации с набухшими стручками семян и длинными острыми колючками. Полезла. Наткнулась на трех раненых. Один храпел или хрипел, двое других лениво как-то замедленно его расталкивали. Я - назад: все они вдребезги пьяные. Вылезла поцарапанная, руки в крови, и увидела маму. Она испугалась, что я ранена. Увидела ведерко, схватила его, и мы побежали разыскивать носилки среди этого разгрома. Мама сама догадалась прибежать в госпиталь. Носилок не нашли, повернули к корпусу, к бабушке, а тут Нинка Мартынова бежит - соседская девчонка с нашей улицы: одноклассница, курносая, острые глазки, малюсенькие, рыжие редкие лохмы в разные стороны, жадюга и завистница, но что делать - такая подружка.

-Носилки? Да, там поломанные.

-Ничего, Нина, показывай, где? А ты, Верусик, к бабушке беги, вытаскивайте раненых, - это мама командует.

-Там, за эстрадой они, лом, навалом! Там много чего еще! Я потому и прибежала.

-Ты что, Нинка! Не стыдно? Пойдем лучше, поможешь. Люди там, больные, брошены.

Нехотя согласилась.

Притащили носилки с обломанной ручкой к корпусу, а бабушка и один с перевязанной рукой - Володя - волокут на себе другого, он после операции на голове. Он все норовил оттолкнуть бабушку и сам идти - Виктором зовут... Оказывается, Володя, "легкораненый" в руку, пришел к другу в палату проведать после операции через несколько дней, как разрешили. А тут и образовалась паника. Володя помогал бабушке укладывать Виктора на носилки, а потом нести до нашего дома. Вторая - больная- рука ему и не понадобилась. Бабушка и мама впереди; Володя с одной ручкой - сзади, и мы с Нинкой, ведерко с патокой, и вместо второй ручки угол от носилок. Нам неудобно, а патоку бросить жаль. Все время останавливались, наконец, дошли.