Его апатия - [8]

«Омар отказывается от адвоката — значит, считает дело предрешенным, — вернулся к своим рассуждениям Дронго. Неужели он собирается следующие лет сорок сидеть в тюрьме? Этого я не понимаю. Или я просто не знаю еще чего-то важного?»

Глава третья

Ростов порадовал Дронго ясной, теплой погодой. В аэропорту его встречал старый знакомый — Константин Федяков, с которым он дружил больше десяти лет.

В начале девяностых они познакомились в Москве и с тех пор неизменно относились друг к другу с большой симпатией и уважением. Константин работал в местном издательстве и в первой половине девяностых издавал детективную и прочую коммерчески выгодную литературу которая хорошо продавалась по всем странам СНГ.

Федяков заранее заказал номер в отеле «Интурист», куда они сразу и поехали из аэропорта.

— Давно не был у нас в Ростове? — спросил Федяков. — А то ведь с тебя станется: заедешь и по занятости на глаза другу не покажешься.

— Больше десяти лет.

— Здесь все изменилось. — Федяков хохотнул. — Впрочем, сам увидишь.

— Я сюда по другому вопросу, — напомнил Дронго.

— Да, я знаю. — Костя помрачнел. — Ты приехал на этот процесс, о котором, оказывается, весь город говорит. Напрасно ты приехал. Нужно было заранее мне позвонить. Я бы тебя отговорил ввязываться в это дело. Я вчера, как только ты сообщил, что приезжаешь, сразу заказал тебе номер, а потом поехал узнать подробности насчет суда над Омаром Нагиевым.

— Узнал?

— Лучше бы не узнавал, — признался Костя, — ты даже не представляешь, что у нас здесь творится. Оказывается, даже митинги проходят. Люди требуют, чтобы его расстреляли, он ведь целую семью тут вырезал! Такое не прощается.

— Неужели устроили открытый процесс?

— Конечно, открытый. Почти весь город на рогах стоит. Этого типа в тюрьме избили до полусмерти, он сейчас в больнице. Хорошо еще, что не убили.

— Ты считаешь, что такой самосуд может быть оправдан?

Костя взглянул на своего друга, затем снова посмотрел на дорогу. И ничего не сказал. Лишь через минуту он начал говорить:

— У нас уже восемь лет раненых и убитых привозят из Чечни. Сам должен понимать, как люди относятся ко всем «черным». Я не хочу тебя обидеть, но ты должен понимать чувства людей. Достаточно одной искры, чтобы начались погромы.

— Спасибо, что не сказал «к черножопым», — пробормотал Дронго. — Это из уважения ко мне?

— К тебе, — кивнул Костя, — к тебе. И поэтому давай я лучше закажу тебе билет на завтрашний рейс, и ты улетишь отсюда до того, как возобновится этот чертов процесс.

— Не улечу, — твердо ответил Дронго. — А то буду чувствовать себя, как негр в Алабаме в начале шестидесятых.

— Кончай валять дурака, — посоветовал другу Костя. — Ты будто не хочешь ничего понять: этот Нагиев убил троих, всю семью перебил, в том числе и ребенка. Его все равно задавят в нашей тюрьме. А если не успеют удавить, то приговорят к пожизненному заключению.

— Именно поэтому я и приехал, — заметил Дронго. — Тебе не кажется, что он может быть невиновен?

— Ага! И ты приехал его спасти, да? Ну прямо фильм о расовой дискриминации: город против черных, негра обвиняют в убийстве белого, приезжает мудрый шериф и находит настоящих убийц. Только это в кино бывает, Дронго. Ты ведь все прекрасно понимаешь. Нагиев сам во всем сознался…

— Если бы тебя избивали до полусмерти, ты бы тоже признался — хоть в убийстве Авраама Линкольна, хоть в покушении на папу римского, — заметил Дронго.

— А ты бы не признался? — в сердцах спросил Костя.

— Не знаю, — честно ответил Дронго. — Но надеюсь, что нет. Мне всегда нравились слова Хемингуэя, который сказал, что человека можно убить, но нельзя победить.

— Вот поэтому твоего Нагиева и убьют. — Костя явно разозлился. — Ты можешь мне объяснить, зачем приехал? Проводить самостоятельное расследование? Так тебе просто не дадут его проводить. А еще и голову проломят, как этому убийце. Ничего ты здесь сделать не сможешь. Лучше давай вечером к нам домой на ужин, а утром я отвезу тебя в аэропорт.

— Нет. — Дронго был тверд. — Я не люблю отступать. Хочу понять, что произошло на самом деле.

— Господи, ну почему ты такой упрямый! — Костя вздохнул: — Все равно же уедешь. После того как его осудят.

— Наверное, — согласился Дронго. — Но мне очень хочется сыграть на стороне Бога.

— Что? — не понял Костя. — Ты стал верующим?

— Не совсем. Я агностик, мне каждый раз бывает страшно представлять, насколько невероятна Вселенная во времени и пространстве. Человеческий ум не в состоянии охватить такие масштабы. Но если есть некий Высший Разум, то в систему должна быть заложена и энтропия Зла. К сожалению, в мире слишком много людей, играющих на другой стороне. Бог, конечно, всемогущ, но иногда нужно помогать и ему.

— Хочешь помочь? — Вопрос прозвучал насмешливо.

— Хочу, — очень серьезно ответил Дронго. — Мне важно понять, почему Омар Нагиев признался в таких страшных преступлениях. Ты знаешь, что он закончил школу с золотой медалью и получил диплом с отличием Московского авиационного института?

— Полагаешь, что отличники не бывают убийцами? — изумился Костя. — Кто тебе это внушил?

— Бывают, — согласился Дронго, — только не такими. И не нужно ерничать. Нагиеву могут дать пожизненное, а у него сын растет.