Египтянин. Путь воина - [4]

Ренси был так занят своими переживаниями, что не услышал, как дверь отворилась и к нему вошли.

— Скажи мне правду, отчего ты отказался работать над стелой?

Слова, которые раздались за спиной у Ренси, были произнесены тихим голосом, но юноша, услышав этот голос, вздрогнул как от грома.

Девушка, о которой он только что думал, стояла так близко, что Ренси ощутил тепло её тела и волнующе-сладкий запах её волос. Смущённый её неожиданным появлением, он не мог произнести ни слова — язык у него словно прирос к нёбу.

— Неужели для тебя вправду так важно увидеть человека своими глазами прежде, чем приступить к созданию его образа в камне? — продолжала Мерет своим удивительно нежным голосом. — Неужели это и есть причина твоего отказа?

Ренси выпрямился.

— Я отказался, потому что Нехо был непозволительно груб со мной! Но я не его раб и не позволю ему так обращаться со мной.

— Ты очень горд! Я видела твои изваяния и уже тогда подумала, что такую красоту мог создать только человек, знающий себе цену, — сказала Мерет, с острым интересом разглядывая юношу. И вдруг, погрустнев, прибавила: — Мастер Ренси, мне будет жаль, если ты уедешь из Саиса…

Ренси промолчал, не зная, что сказать.

Не получив от него ответа, Мерет смущённо опустила глаза, прикрыв их пушистыми ресницами. Её тонкие трепетные пальцы скользили по крышке бронзового ларца, в котором хранились письменные принадлежности, доставшиеся Ренси от отца. Она хотела создать видимость, будто её заинтересовал украшавший ларец орнамент, но было ясно, что в этот момент мысли её далеки от искусства.

— Если бы ты остался в Саисе, мы, возможно, могли бы подружиться, — снова заговорила Мерет, не меняя позы и даже не глядя в его сторону.

Ренси не верил своим ушам. Разве такое бывает? Никто прежде не говорил ему таких слов, и уж тем более он не ожидал их услышать от девушки, да ещё дочери фараона.

— Подружиться? — переспросил он, пряча за спину как-то сразу вспотевшие ладони.

— Не думала, что моё предложение так поразит тебя. — Мерет как будто обиделась. — Я здесь недавно и нуждаюсь в друзьях. Мне кажется, ты тоже нуждаешься в них.

— Странно, что дочь фараона чувствует себя одинокой, — заметил Ренси изменившимся голосом; лицо его помрачнело. — А, впрочем, он же оставил не только свою семью…

После его последних слов столь уловимое мгновение назад волшебство вдруг растаяло, улетучилось бесследно.

— Мне кажется, ты не очень-то уважительно отзываешься о фараоне, — сказала Мерет, принимая величественный вид.

— Как всякий верный обычаям предков египтянин, — начал было Ренси, но девушка отмахнулась от него.

— Я догадываюсь, о чём ты хочешь говорить — всё это я слышала уже много раз. Но позволь спросить, разве не фараоны кушитской династии принесли Та Кемет мир и процветание? Разве не они сохранили независимость страны от самого Куша, их родины? Тебе, должно быть, известно, как много сделал для египетского народа Шабака, основатель кушитской династии…

— Гор Хент-эн-Метри покровительствует лишь фараонам египетского происхождения, — Ренси возвысил голос, не дав ей договорить, — в противном случае Та Кемет ждут смуты и кровопролитие. Тахарка, коему отданы в правление престолы Обеих Земель, возмутил народ против ассирийских наместников, навлёк беду на всю страну, а сам скрылся. Чужеземцы заполонили окрестности Мемфиса, жаждут крови, вымещая злобу на мирном населении. А где же мудрый кушитский воитель, наделённый всемогущим Ра искусством без промедления одолевать своих врагов? Где, за чьими спинами он прячется?

В чудесных фиалковых глазах Мерет вспыхнул гнев — они сразу потемнели, стали совсем чёрными.

— Не смей так разговаривать с дочерью фараона! — вскричала она. — Ты уже нажил себе врага в лице номарха Нехо, моего дяди! Неужели тебе нужно поссориться ещё и со мной?

— Полагаю, размолвка с каким-то мастеровым не слишком огорчит дочь фараона? — не без едкой усмешки огрызнулся Ренси.

В бездонных зрачках глаз Мерет полыхнуло пламя.

— Я ошибалась, когда думала, что мы могли бы стать друзьями, — холодно проговорила девушка и, вскинув подбородок, направилась к двери.

Когда Мерет ушла, Ренси побрёл к ложу и, повалившись на него, уткнулся в подушку пылающим лицом. Он злился на себя за ту невероятную способность настраивать против себя людей, из-за которой всегда пребывал в одиночестве. Эту черту его непостоянного характера мать Ренси называла заносчивостью, а отец видел в этом твёрдость духа.

Что же теперь делать? Куда идти? — спросил у себя Ренси, поднимаясь.

На улице было свежо. Надоевшая за день жара укрылась где-то далеко за горизонтом вместе с золотоносным Амоном-Ра до рассвета. В этот час окраина Саиса с разбросанными среди пальмовых рощ домами выглядела безлюдной. В свете луны глыбы белого мрамора светились, словно были совсем прозрачными, а плиты из хатнубского алебастра сияли молочной белизной.

Ренси замер, очарованный этим волшебным сиянием, и долго был не в силах сдвинуться с места.

— Пожалуй, всё же придётся попросить прощения у того, кто меня оскорбил. И только ради того, чтобы мне позволили снова заниматься любимым делом, — вслух подумал Ренси и нахмурился, злясь на себя самого. Уж себе-то он мог бы не врать: он хотел остаться в Саисе не только ради своей работы, но больше — из-за Мерет.