Эгипет - [13]

Попасть в Блэкбери-откос с севера вы можете, если поедете по дороге, идущей вдоль восточного берега Блэкбери, а потом свернете на мост в Южном Блэкбери; впрочем, свернуть вы можете и позже, в Дальвиде, перевалить через пару отрогов Ранды по неширокой отводной дороге и въехать в город в верхней его части — Блэкбери-откос относится к тем городам, у которых есть верхняя и нижняя часть. Именно так неизменно поступают все местные жители; а поскольку и она была когда-то местной жительницей и в ближайшем будущем собиралась снова сделаться таковой, Роузи Мучо делала именно так, когда приезжала в Откос из своего нынешнего дома в Каменебойне, хотя ее старенький «универсал» [21], громоздкий, как большая речная лодка, клевал носом и переваливался на горной дороге, точь-в-точь как большая речная лодка.

У Роузи Мучо (в девичестве Розалинд Расмуссен, и вскоре снова станет таковой) был на сегодня длинный список дел, частью приятных, одно неприятное, а одно даже и не то чтобы дело, хотя Роузи решила считать его таковым и внесла в затверженный с утра на память список наряду с детской площадкой, остановкой в автосервисе «Блуто» и библиотекой. В машине кроме нее находились ее трехлетняя дочурка Сэм, две ее австралийские овчарки, ее свидетельство о рождении в конверте из светлой желто-коричневой бумаги, исторический роман Феллоуза Крафта, который нужно было вернуть в библиотеку, и мужнин ланч, завернутый в пластиковую упаковку; а кроме того, всяческое барахло, багаж и разные железки, которые неминуемо накапливаются в машинах подобного типа и подобного возраста. На соседнем с ней сиденье лежало зеркало заднего вида, которое только сегодня утром отлетело от держателя у лобового стекла, когда она попыталась немного его подправить. Ничего существенно важного оно в такой позиции не отражало, а только лишь переправляло в лицо Роузи и Сэм осколки солнечного августовского дня и пятнистую тень деревьев.

Улицы Блэкбери-откоса представляли собой путаницу выходящих на главную городскую магистраль переулков, тянущуюся вдоль реки и соединяющую между собой оба моста. В верхней части дома по большей части были деревянные, вытянутые вверх и довольно мрачные с виду, с наружными лестницами на второй этаж, крутыми крылечками и бельевыми веревками, протянутыми из верхних окон; до недавнего времени Откос никак нельзя было счесть приятным местечком — как, собственно говоря, и зажиточным тоже; это был рабочий поселок. Теперь повсюду появились универсамы, где продают здоровую пищу, и кое-где на первых этажах — магазины с заковыристыми названиями, а в паре старых складов открыли картинные галереи; но старый город упорно просвечивает сквозь весь этот лак, особенно в плохую погоду, как черно-белая фотография сквозь ретушь: дети с грязными мордашками, фальшивый звук церковного колокола, угольный чад, запахи неизменной пятичасовой трапезы. Роузи помнила все это как вчера, а потому непривычная чистота и новые, яркие цвета ее порадовали — и позабавили: как будто город решил принарядиться к вечеринке. Она съехала с горки, свернула на тенистую улочку под названием Мейпл-стрит и притормозила — улица была настолько крутая, что не притормозить было просто нельзя, — перед большим домом, весьма типичным: конек на крыше, крыша вздулась, будто беременная, глубокое крыльцо с навесом, а навес поддерживают столбы из неотесанного камня. Вдоль торца шла обычная здесь лестница на второй этаж — отдельный, так сказать, вход.

— Что, к Бо зайдем на немножко? — спросила Сэм. Обычный между ними эвфемизм, когда нужно было оставить дочку на детской площадке.

— Ага.

— А можно я тоже поднимусь?

— Можешь подняться, — ответила Роузи, распахивая дверцу настежь, — а можешь остаться тут, во дворе.

Небольшой тенистый дворик тоже имел свои плюсы: здесь неизменно был кто-нибудь из сменного набора детей, обитающих в доме, а также их игрушки — грузовики, коляски и кричаще-яркий пластиковый мотоцикл были разбросаны по всему периметру. Сэм выбрала двор и с видом чрезвычайно серьезным, как будто это была обязанность, а никак не удовольствие, оседлала мотоцикл. Майк, муж Роузи, называл такие говнодавами. Детишки с говнодавами. А квартиры с наружными лестницами, как у Бо, именовались «апартамент с лазунчиком». В школе Майк Мучо зарабатывал на жизнь, торгуя вразнос энциклопедиями, и жаргон у него был весьма специфический. Апартаменты с лазунчиком и говнодавы во дворе шли на пятерку с плюсом: тут живут молодые женатики со своими спиногрызами.

Этот несомненный факт разделил судьбу многих других столь же несомненных фактов: канул в вечность. Теперь то же самое сочетание признаков могло означать всего лишь частную детскую площадку, три, четыре или пять одиноких женщин, у двух из них по ребенку, одна работает в мясной лавке, другая — булочница, еще одна льет свечи, и еще с полдюжины детей берут на день, чтобы проще было платить за квартиру, — вроде как здесь. А наверху живет Бо, и уж ему-то Майк наверняка не смог бы впарить энциклопедию, по крайней мере из разряда тех, которыми он торговал.

Вот этим бы и занимался, подумала Роузи, взбираясь вверх по лестнице. Голову даю на отсечение, у него это получалось — просто пальчики оближешь. То есть голову даю на отсечение. Ненавязчивый. Всегда готов прийти на помощь, словом и делом. Мы проводим в вашем районе социологическое исследование, мистер и миссис Марк. Мы хотим, чтобы эти книги стояли у вас на полке, и вам это ничего не будет стоить, ни сейчас, ни потом.