Эффективная бабочка Повесть - [16]

Мне не хотелось ничего. И не хотелось, чтобы хотелось. Меня пичкали какими-то снадобьями — для успокоения, от лактации, для улучшения настроения, для сна, от сонливости, для улучшения когнитивной функции мозга, от перевозбуждения… Что они там только ни хомутали с психиатрами, которые через день появлялись в моей комнате и требовали, чтобы я с ними разговаривала. Может быть, я и разговаривала, не помню. После каждого очередного спасителя в белом халате мне выдавали новый набор разноцветных таблеточек — боже, какое-то дежа вю, это уже было, было! Но мне всё равно. Я принимала лекарства, не спрашивая, не думая, едва слыша обращённые ко мне фразы, но какие-то слова и термины из медицинского арсенала гестаповцев, посещавших мою депрессивную обитель, почему-то остались в памяти. Под гестаповцами я подразумеваю не столько врачей, кстати, сколько родных людей — папу и маму. Они в тот период были для моего больного мозга средоточием вселенского зла, самим Сатаной и его лучшей подругой, Гитлером и Сталиным в гейском браке. Впрочем, если проанализировать то, что произошло, что со мной сделали, то ужас перед ними был отнюдь не противоестественным. Скорее, он был естественным и нормальным. Но меня лечили и от него в том числе. Чтобы я хотя бы начала с родителями разговаривать, чтобы могла на них смотреть. «Она вообще не глядит в нашу сторону, когда мы ей что-то говорим, ещё ни разу не повернула головы! И сама не обратилась ни разу — ни ко мне, ни к отцу! Только короткие „да“ или „нет“ в ответ — и всё!» — обиженно жаловалась мама на меня очередному эскулапу.

Через какое-то время то ли таблетки подействовали, то ли само время — Величайший Доктор, но к концу сентября я начала приходить в себя. Правда, в себя новую.

Родители, как обычно, обо всём договорились в институте, и я безо всяких препятствий «влилась в учебный процесс» в первой половине октября.

Бог весть, что там делают все эти таблетки с нашим сознанием, но перевернуть его, поставить с ног на голову, сплющить, раздавить, растянуть, завить в спираль и ещё бог знает что, они точно способны. Вопрос, хорошо ли это и что может получиться в итоге — отдельный.

Я-новая стала совсем другой. Во-первых, твёрдо решила стать «хорошей», то есть вести себя так, чтобы нравиться людям. Нет, не родителям! К ним моё отношение не изменилось, хотя я снова могла с ними разговаривать, общаться и даже, к примеру, вместе, как бы дружной семьёй, смотреть телевизор и ужинать за одним столом. Но они даже не догадывались, что вместо их лиц я видела розовые пятна. А их голоса слышала будто через некий трансформатор звуков, который сглаживал, убирал все интонации, а оставлял лишь слова, суть. Этакие механические бесполые машинные голоса. Но терпимо, нормально, так можно было существовать, тем более, что я воспринимала свой отчий дом как всего лишь место для «есть-пить-спать-заниматься уроками». А училась я теперь усердно, потому что решила быть хорошей во всём.

Я должна была, просто обязана была стать очень-очень правильной, чтобы меня полюбил кто-нибудь. Кто-нибудь прекрасный. Полюбил крепко-крепко, сильно-сильно, как и я его обязательно полюблю! Ян отчего-то поблек и скукожился в моей памяти: подозреваю отличную, можно сказать, безупречную работу таблеток. Или сработала самозащита сознания. Впрочем, активная самозащита, включившаяся с невероятной силой, как раз и могла быть результатом действия всяких препаратов, почему нет? Ведь для того они и придуманы, для того и сделаны. Даже Лизонька перестала мне мерещиться при каждом моргании. И не при каждом тоже. И спать у меня получалось без корчей от видений.

Как бы само собой включилось мудрое рацио: моя девочка растёт в богатой семье, с ней носятся, как с писаной торбой, у неё есть и всегда будет всё и ещё больше, с довеском. Она вырастет благополучной и счастливой, потому что те люди, у которых не получаются собственные дети, заимев чужого грудничка, как правило, устраивают этому ребёнку райскую жизнь и никак не меньше. Всё с малышкой в порядке. Проехали. Живём дальше.

А вот мне жизненно необходима Любовь. Я хочу любить и хочу быть любима. Хочу испытывать настоящее чувство, а не то, что было с Яном — нечто грязноватое, пошловатое и кончившееся столь плохо, страшно и стыдно.

Придирчиво и старательно я следила за своей внешностью, за безупречностью макияжа и свежестью дыхания. Одевалась исключительно элегантно и отрастила великолепные волосы, сделав из них превосходное короткое каре. Много читала и очень хорошо училась — мне, во что бы то ни стало, надо было сделаться безупречной во всём, чтобы быть достойной любви самых хороших парней. Я будто отреклась от себя прежней, признав, что была неправильной и плохой, за что и получила сполна справедливое наказание. Но теперь-то я всё поняла, осознала, меня можно и нужно любить. И я тоже буду любить — правильно, нежно и преданно.

СЕГО ДНЯ

Попался бы тогда мне, Ищущей Заслуженной Любви Хорошего Парня, Веня, ничего у нас не получилось бы — он бы сразу рванул от меня на реактивной скорости. Потому что сам, если чего и искал для себя, то уж точно не такого.