Эффект красной черты - [14]

Файтер непроизвольно взглянул на часы. Половина десятого. Выходит, он добрых четыре часа, как сумасшедший, ползал в этих стенах и, кажется, говорил вслух… Но время еще есть, плохо другое — этого Фила, должно быть, по уши начинили «клопиками», и в машине у ворот настроились послушать поучительнейшую из передач.

— Верно, время еще есть, Джим, — ухмыльнулся Уондеринг, — и не бойся, я чист в смысле электроники, мой водитель обладает собачьим нюхом на эту пакость, и перед выходом из отеля он проверил меня с ног до головы. Я приехал к тебе, Джимми, вполне официально, ты так и подозревал, да?

— Неофициально в мой дом сейчас и не попадешь… Вы хотите уговорить меня, Фил?

— Да, именно такова моя миссия, — твердо произнес Уондеринг. — Нам не стоит играть в прятки. И я, с ведома и по поручению президентской команды, привез сюда полный портфель всякой чепухи, кучу проектов, которые они заготовили для следующего срока. Они хотят убедить тебя, что с их администрацией стоит иметь дело…

— Это я и так знаю…

— Но мне плевать на их замыслы, Джимми, до реализации чьих бы то ни было замыслов надо еще дожить… Я хочу говорить о другом. И постарайся уловить то, что скажет сейчас последний маг из прогностов, последний пророк, не использующий твои эвроматы для составления своих гороскопов. Ты выпустил страшного джинна из бутылки, именуемой человеческим мозгом. Это звучит банально, я знаю. Так говорили о первом паровозе и о первом самолете, и об урановом котле тоже говорили. Но боюсь, ты еще не понимаешь, что эвромат, снабженный одиннадцатой программой, — это жутчайшее и принципиально неконтролируемое оружие. Эвробомба — это мой термин, Джимми, но это паршивый термин глупейшего из пророков. Он ничего не передает. Бомба — это вспышка и конец! Я помню, что более полутораста тысяч человек в Хиросиме умирали медленно. Для них ад растянулся на месяцы и на годы. Но ад эвробомбы растянется на века, даже на тысячелетия. Он захватит всю планету. Он будет длиться и длиться, пока кому-нибудь не стукнет в голову прекратить этот ад — устроить фонтан из ядерных боеголовок…

Файтер присел напротив Уондеринга и через силу улыбнулся.

— Что с вами, Фил, чем вы меня пугаете?

— Я не пугаю. Я утверждаю, Джим! Ты бросил мир, разорванный и неподготовленный, в пасть новой войны, войны автоэволюционной. Люди начнут наперегонки выводить новые породы сверхлюдей, лопнет связь между поколениями, мы отбросим память крови. Мы не сможем договориться о творении единого вида, и на нашей планете вспыхнет межвидовая борьба разумных существ, вооруженных самой опасной техникой. Технологически отсталые страны попадут в положение обезьяньих заповедников — вот к чему мы придем, и очень быстро. Я знаю, что твоя Эвро-11 практически готова к ведению эксперимента. Через 10–15 лет начнется кошмар. Появится Эвро-21, Эвро-31, Эвро-111… И брат восстанет на брата. И это будут не примитивные расовые предрассудки, это будет непрерывно меняющаяся иерархия богов и людишек, сцепившихся в смертельный клубок…

«Он действительно последний маг из прогностов, — подумал Файтер, после таких речей легионы сметали все на своем пути, а уличные толпы линчевали иноверцев. Настоящий пророк — это спичка на бочке с порохом».

— Вот такое дело, сынок, — тихо сказал Уондеринг, — такое дело. Ты меня понял? Ты подумай…

— Я не согласен с вами, Фил, — перебил его Файтер. — Вы должны были впасть в грех и впали. Вы впали в грех тривиальности — это красная, черта в каждом из нас. Наступает нечто непостижимое, нечто вне нашего понимания, и мы вроде бы беззащитные от этого наступления, впадаем в грех веры. Мы упираемся в доступную нам ступеньку и боимся следующей, или чувствуем — она не наша… И этот страх — наша вера, Фил. И тогда в нас просыпается оракул — мы предостерегаем всех, способных сделать следующий шаг: не делайте! Вы расшибетесь сами и утащите за собой все человечество. Но это ерунда, Фил, поверьте, это ерунда, хоть и нехорошо посмеиваться над символами веры, но я скажу прямо — это смешная ерунда.

Файтер перевел дыхание и разлил по чашкам кофе из небольшого кофейного автомата.

— Я расскажу вам притчу, Фил, забавную притчу. Вы, наверное, помните, что премию за эвромат мы получали вместе с профессором Камовым. Принцип эвро, то есть метод подбора стартовых аналогий, он нащупал позже меня, но зато он первым догадался монтировать эвросистемы. А именно они и дают эвроматам огромную прогностическую мощность. Но дело не в этом. Камов был постарше меня, хороший парень. Мы сбежали с ним с парадной церемонии и потихоньку тянули коньяк в моем номере. И я, как восторженный щенок, развивал перед ним грандиозные планы. Уже тогда было понятно, что эвросистемы будут легко разыгрывать сложнейшие явления, и я вопил: слушай, дружище Камов, наши вояки соберутся вокруг эвромата и сыграют в войну. Они будут перекраивать мир, разыгрывая ядерные сражения и грандиозные звездные войны, а люди станут следить за этим, как за увлекательным футбольным матчем! И мы с тобой станем почетными сопредседателями спортивного союза военных игрищ. Будем дисквалифицировать генералов, плохо запрограммировавших свой эвромат или проявивших излишние имперские амбиции… И болельщики начнут гоняться за нами с патриотическими флажками наперевес… Смешно, да?