Эффект красной черты - [13]

Карикатура великого Линдстрема — вот она на стене, воспроизведенная в большом формате. Человечество в виде буриданова осла, понукаемого эвроматом с физиономией Джима Файтера. Человечество, растерявшееся от обилия дорог и аппетитности разбросанных по ним, по этим воображаемым дорогам, опять-таки воображаемых охапок сена… Но из каждой охапки торчит еле заметная головка ядерной ракеты — немой вопрос покойного Линдстрема, который никогда не писал мне писем, а просто прислал эту огромную репродукцию одной из последних своих карикатур…

И тогда, как просыпающийся вулкан, стал ворчать вслух Древний Фил, человек, для которого будущее представлялось чем-то вроде собственной записной книжки… «Мне плевать, Джимми, на безработицу среди инженеров и даже среди прогностов, — сказал он в последнюю нашу встречу, злую и разрывную. — Лично мне эвроматы ничем насолить не могут. Но эти проклятые железки не доведут тебя до добра. Ты останешься у разбитого корыта, и все, кого ты увлечешь, останутся с тем же. Но, даст бог, я этого уже не увижу…»

Как же он меня тогда разозлил, этот Учитель Президентов. Он взвился на эвроматы вовсе не из ненависти к железным мозгам — это ерунда. Он слишком умен, чтобы лить слезы над безоблачным и чисто человеческим прошлым, якобы исковерканным всякими учеными выдумками. Он взвился из-за П-границы — вот в чем я убежден. Он не мог потерпеть, чтобы кто-то устанавливал правила игры на его поле.

А П-граница — золотое правило Футургейма, не сразу мною обнаруженное и тем более не сразу и всеми осознанное. Но существует эволюционная граница прогноза — ничего не поделаешь. Мы можем разумно прогнозировать собственное будущее лишь до тех пор, пока изменения человека и общества не меняют их качественно, то есть не переводят на новый уровень сложности саму прогнозирующую систему. После этого система обретает такие свойства и цели, которые непредсказуемы для системы меньшей сложности, — это просто, как дважды два. Пещерному пророку не снилась высадка экипажа на Марсе и пирамиды Хеопса тоже не снились. И нам сейчас не снится то, что будет доступно суперсапу, спланированному по программе Эвро-11. Нам доступен прогноз лишь в интервалах времени, за которое мы сами не подвергаемся существенному преобразованию — такова она, П-граница, тоже своеобразная красная черта. Та красная черта, которая ясно дает понять — мы не просто вершина исторической пирамиды, а промежуточная ступенька. И только непрерывно совершенствуя свой вид в индивидуальном и социальном плане, мы можем рассчитывать на принципиальные рывки в познании. Лишь допуская собственное радикальное преобразование, мы можем смело идти навстречу Большому Космосу.

«Нарушителей П-границы ждут цепкие и бездонные болота утопий» — так цветисто выразил суть дела один молодой журналист. Да, что-то в этом духе…

И, похоже, четко обоснованная программой Эвро-6, П-граница навсегда разделила меня с Уондерингом. Несмотря на свою кажущуюся абстрактность и прекрасно знакомые Филу «бездонные болота», разделила…

А новая красная черта, совсем уже не абстрактная, напротив, страшная своей конкретностью, — со всеми остальными.

Срок жизни пророка обратно пропорционален уровню пессимизма его прогнозов. Пророку-оптимисту всегда проще. Выйдет по прогнозу — ему честь и хвала, а грянет беда — тут не до пророка, тут самому бы живым остаться, а он — что он? — он-то лучшего хотел… А пессимист всегда плох. Ошибся дурак, которого повесить мало, ибо пугал, а прав — тут уж повесить бог велел, ибо накаркал, да и злость на ком-то сорвать надо… Не странно ли, что я еще жив и даже с ума не сошел — не сошел ли? — среди этого кричащего дома, опустошенного мною, среди крика миллионов, опустошенных моими эвроматами, среди внутреннего своего опустошающего крика.

Я отвергнул от себя тех, кого любил, от меня отвернулись те, кому я верил. И некуда спрятаться, ибо победителю нет убежищ…

И надо набраться сил, чтобы этот бунт не завершился позорным выбросом флага, белого флага, которому никто не успеет как следует возмутиться или порадоваться, ибо полотнище очень скоро выпадет на землю сероватым радиоактивным пеплом…

9

Файтер ждал сигнала. Отгороженный от мира самой опасной и захватывающей из фантпрограмм — погружением в себя, он напряженно ждал. И все-таки сигнал прозвучал внезапно, и на экране переговорной панели с еще большей внезапностью всплыла добродушная физиономия Фила Уондеринга.

— Ты меня пустишь, сынок? — спросил Древний Фил.

Файтер послал пропускной импульс, и через минуту Уондеринг предстал перед ним с большим портфелем в руке.

— Слушай, Джимми, — сказал он, устраиваясь в кресле, — я по-прежнему не могу простить тебе изобретение эвроматов. И не потому, что я, как и все старики, люблю поворчать на думающие железки. И не потому, что твоя П-граница подрубила мне крылья. Я не могу злиться на тебя как на более удачливого конкурента, ведь ты вместе со своими эвроматами и П-границами в каком-то смысле мое овеществленное пророчество… Но я пришел рассказать тебе об истинных причинах своего ворчания. Ты хочешь меня послушать?