Эффект бабочки - [61]

— Куда? — Глеб недоверчиво оглянулся на Анастасию свет Батьковну, штурмана продолжения их совместно вечера. С искренней, просто невероятной надеждой на то, что это шутка.

— Туда.

Нет, не шутка.

«Туда» действительно можно было свернуть. Вот только Глеб вряд ли сделал бы это по доброй воле на втором свидании со своей бабочкой.

— Настюш, на Саксаганского миллион заведений. Если мы проголодались, то поехали, но не сюда же…

— Сюда. — Девушка кивнула, явно показывая, что не ошиблась, не скромничает и не шутит.

Тяжко вздохнув, Имагин включил левый поворот, заезжая на макдрайв.

Нахмурился, тормозя за одной из машин в очереди, посмотрел на Настю как-то обижено.

— Что? — так красноречиво, что промолчать она не смогла.

— Я не был здесь уже лет семь.

— А я часто захожу.

— И совсем не соскучился… по несварению.

— Не преувеличивай, от этого не бывает несварения. Только привыкание, — очередь продвинулась, их машина подъехала к свободному окошку.

Имагин даже открыл свое, вот только в ответ на улыбку, молодой человек — сотрудник получил тяжелый кислый взгляд. Вздохнув, Насте пришлось все брать в свои руки. В смысле пододвигаться к окошку, упираться руками в Имагинскую ногу, извинительно улыбаться, а потом делать неприлично приличный заказ.

— С вас… — паренек занялся распечатыванием чека, а Глеб в этот момент воспользовался ситуацией, снова утыкаясь куда-то в область уха, щекоча кожу дыханием.

— Заплатить-то хоть можно? Или я сегодня совсем в роли мужчины тебя не устраиваю и ужин за счет дамы?

— Можно, — Настя смилостивилась, поглаживая напряженную ногу.

Он ее вполне устраивал в роли мужчины. И его волнения на этот счет — глупы. Просто она все объяснит чуть позже.

Когда, получив теплый пакет, Имагин снова «задраил люки», Настя с искренней детской радостью выхватила из его рук «ужин», прижимая к груди, а потом вновь уселась на свое место, руководя, куда рулить дальше.

— На Андреевском вверх, хорошо?

— Хорошо, — не то, чтоб с радостью, но Глеб согласился. Хотя разве у него есть выбор? Бабочка явно что-то задумала, а ему остается только ждать, даже не пытаясь догадаться, что именно. Судя по горящим глазам — ей собственная затея нравится, а ему… А ему, по сути, пофигу, лишь бы с ней.

* * *

— У тебя ведь есть плед, правда? — выйдя из машины, обойдя ее по дуге, Глеб присвистнул, уставившись на лестницу, при взгляде на которую глаза Насти откровенно загорались нетерпением.

— Зачем?

— Хочу устроить пикник, — Настя пошуршала пакетом со снедью, а потом бросила на мужчину полный восторга взгляд.

— Ночью?

— Сейчас вечер.

— В городе?

— Там хорошо.

— С этим? — еще один скептический взгляд достался еде. Если бы картошка с бургерами могли видеть этот самый взгляд, наверняка оскорбились бы.

— Имагин, я бы на твоем месте поторопилась, иначе «это» остынет, и есть его будет категорически нельзя. Плед есть?

— Есть, — пришлось искать в багажнике плед, а потом … — Ты серьезно, Настенька? — это «Настенька» прозвучало слишком уж елейно. Если не посчитал больной, то откровенно далекой от состояния «совершенно здорова».

Не выдержал Имагин, свернув на третий пролет лестницы, ведущей вверх в неизвестность — вокруг темно, лесисто, а они… прут. Мужчина не то, чтоб запыхался, но откровенно задолбался.

— Еще чуть-чуть, правда, ну пожалуйста, — вот только Настя не задолбалась, а ее глаза продолжали гореть — энтузиазмом и мольбой. Потому пришлось молчать и переть вверх. Переть, ненавидя лестницы, Макдональдсы, свое согласие и ее идеи.

«Чуть-чуть» затянулось, и лестницей не ограничилось. Надо было пройти еще чуть-чуть по песку, потом еще чуть-чуть по кочкам и совсем чуть-чуть уже по траве, зато потом…

— Вот, — довольная собой, Настя выхватила из рук мужчины плед, расстелила его прямо на земле, потянула его за руку, заставляя сесть, села рядом. — Здесь красиво, правда?

Глеб кивнул. Было действительно красиво: горящий уже огнями город у твоих ног, а ты сам будто за его пределами, хотя прекрасно знаешь, что находишься в самом центре. Слышишь доносящиеся издалека звуки мегаполиса, чувствуя при этом мягкую траву под пальцами. Странно.

— Красиво. А мы тут…

— Ты показал мне, как живешь, как красиво живешь. Там, на крыше, с музыкой, с шампанским, и мне очень понравилось. Просто я хочу показать, как умею я — не на крыше, но выше всех, — девушка указала на горящие окна где-то внизу. — Без музыки, зато в непривычной тишине. Без шампанского, зато с колой со льдом.

— То есть тебе не понравилось на крыше? — Глеб снова нахмурился.

— Очень понравилось, — а она вдруг забралась на колени, обвила шею руками, мягко поцеловала, заглядывая в глаза. — Просто ты должен понимать, с кем пытаешься строить отношения. Я не львица, и даже не кошка. Я безумно простая. За меня тебе может быть стыдно перед друзьями. Я ем в Маке и чувствую себя неуютно с бокалом дорогого розового в руках. Но мне очень хорошо с тобой, и я хочу, чтоб тебе было так же хорошо со мной, даже если мы находимся в обстоятельствах, к которым ты не привык. Понимаешь?

— Не очень, — прижав ее тесней, Глеб чуть расслабился. Это не была попытка показать, что она думает о нем, как о мужчине, нет. Просто вот таким странным образом его бабочка пытается перейти на новый уровень. Уровень, на котором она впускает его в свою жизнь.